С Дотти боролся мужчина с искаженным от ярости лицом и расцарапанной окровавленной щекой. Заметив Боудри, он отшвырнул девушку и потянулся к оружию, но чалый хорошо знал свое дело: когда Боудри пришпорил коня, он плечом ударил человека, повалив его на пол.
Чик тут же очутился рядом, схватил его за рубашку, выбил из рук оружие, а затем нанес второй удар – по голове.
Боудри сорвал с бандита оружейный пояс и уже поворачивался, когда увидел, что в амбар вбежали двое. Он навел на них револьвер.
– Бросьте оружие! Бросьте оружие, быстро!
Медленно и осторожно, чтобы не сделать роковой ошибки, они расстегнули пряжки оружейных поясов.
– Теперь шаг назад!
Из дома вышел Том Петтибон с "Шарпсом" наготове.
– Возьми их на мушку, Том. Если кто-нибудь из них пошевелится, сделай из него фарш!
– Эй, мистер, – запротестовал было один из двоих. – У малыша могут сдать нервы!
– Тогда стойте и молитесь, чтобы не сдали, – предложил Боудри.
Он подошел к человеку, которого сбил револьвером, разоружил и связал его. Когда он вернулся в конюшню, Дотти с вилами в руках стояла над нападавшим на нее человеком.
– Спасибо, Дотти. Я с ним справлюсь.
Рывком подняв человека на ноги, он связал ему руки и вывел во двор.
– За то, что ты тут натворил, – провозгласил один из нападавших, – Ниро Татум снимет с тебя шкуру!
– Так вы ребята Татума? Не успели отца этих ребятишек посадить в тюрьму, а вы уже здесь. Что вам надо?
– А тебе очень хочется знать? – насмешливо ухмыльнулся один из них.
Чик улыбнулся.
– Я узнаю. Намерен разузнать. Посмотрите-ка на меня внимательно, ребята. Мое лицо вам что-нибудь напоминает?
– Ты похож на проклятого апачи!
Чик снова улыбнулся.
– Так подумайте вот о чем, – сказал он и повел рукой. – Мы далеко от ближайшего жилья, а я только что поймал вас за тем, что вы приставали к девушке. Вы ведь знаете, что техасцы такого не любят. Вы думали, что вам это удастся, и никто ничего не узнает. Так вот: прежде чем я закончу работать с вами, вы не только расскажите мне все, о чем я спрошу, но более того – границы Техаса покажутся вам слишком маленькими. В Техасе все будут знать, какая вы ползучая мразь. – Может быть, – добавил он, – вас повесят. Я рейнджер, и мне не положено допускать суда Линча, но я могу и отвернуться. Конечно, с точки зрения индейца апачи, повешенье – слишком легкая для вас смерть.
Пока Том сторожил связанных по рукам и ногам мужчин, Дотти выкатила повозку.
Тем временем Чик насобирал палочек и немного соломы из амбара и разжег огонь. В костер он положил клеймо. Пленники смотрели то на него, то на костер.
– Эй, ты чего? Какого дьявола ты…?
– Вы мне не поверите, с каким твердым характером иногда встречаются люди, – сказал как бы между прочим Боудри. – Представьте себе: иной раз приходится напрочь сжечь человеку два-три пальца, а то и ухо, чтобы он, наконец, разговорился.
Боудри неожиданным рывком поставил на ноги мужчину, нападавшего на Дотти.
– Вот ты, например. Я хочу поглядеть, насколько ты крепкий.
Он взглянул на остальных.
– Запах горящего мяса вас, ребята, не смущает? Иногда он беспокоит даже меня. Но не сразу. Через некоторое время.
– Послушай-ка…! – запротестовал один.
Чик посмотрел на Тома, глядящего на него широко открытыми глазами.
– Если кто-нибудь из них дернется, сразу стреляй.
– Постой минутку. – Человек, который произнес это, был небольшого роста, жилистый, неопрятного вида. – Я не верю, что ты это сделаешь. Я не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь, а вот когда ты привезешь нас в город, нам придется предстать перед судом и…
– А суд у Татума сидит в заднем кармане, – ухмыльнулся другой.
Боудри глянул на него.
– Я передам твои слова в суде, и молодые люди тоже. После этого у него не будет суда в заднем кармане. Он сам сядет в тюрьму. Я всего лишь один из рейнджеров. Если со мной что-то случится или мне нужна будет помощь, рейнджеры примчатся отовсюду. Мы начали работать над этим делом, когда Джош Петтибон был в тюрьме, и у нас достаточно улик, чтобы перевешать вас всех до единого, но Татумы будут первыми.
Жилистый мужчина прервал его.
– Я уже сказал, что не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь. – Он поглядел в жесткие черные глаза Боудри и покачал головой. – А с другой стороны, может, и поджаришь. Я вот что хочу сказать: если я заговорю, то смогу ли выпутаться? Допустим, я подпишу признание и предоставлю улики? Ты дашь мне возможность бежать?
– Дам.
– Ларидо! Ради бога!
– Нет. Вы, ребята, делайте, что хотите! Я с этим делом завязываю. Я не собираюсь, чтобы мне из-за кого-то растягивали шею, и тем более не собираюсь стоять перед судом.
– Дотти? – сказал Боудри. – Возьми карандаш и бумагу и запиши все, что расскажет этот человек. Потом он подпишет. Но вначале… – левой рукой Боудри залез в седельную сумку и достал оттуда маленькую библию, – вначале пусть поклянется.
Остальные ждали в молчании. Один из них в тревоге дернулся.
– Ларидо, подумай, что ты делаешь!
– А я уже подумал. Если меня поставят перед судом, то кто-нибудь меня обязательно узнает. Что мне сделали такого хорошего эти Татумы, чтобы я за них висел? Они мне платили, а я отрабатывал каждый цент. Они мне остались должны за несколько дней, но пусть они подавятся своими деньгами.
Ларидо начал говорить.
– Нас послали на ранчо Петтибона, и Татум сказал, что ему наплевать, что будет с юнцами, ему не хочется, чтобы они путались под ногами. Он приказал выгнать их отсюда или еще что-нибудь такое, он сказал, что Джош все равно не вернется. Вот что сказал нам Ниро Татум.
Ему дали лист, на котором записывали его показания, и он подписался. Не говоря ни слова, Боудри срезал веревки и показал на лошадей.
– Бери свою и убирайся!
С минуту все молчали.
– А как насчет меня? – спросил жестокого вида человек в рубашке с грязным воротничком. – Мне можно подписать и уехать?
– Будь ты проклят, Бад! – Один из оставшихся рванулся к нему, но поскольку он был связан по рукам и ногам, смог только боднуть его головой. Бад отпихнул его.