Летний дождь был очень кстати — на нем был дождевик поверх черного платья. Он чувствовал, что выглядит менее вызывающе и уродливо.
Паркер сел один за маленький столик и не снял дождевик, радуясь плохому освещению и густым теням. Музыка была слишком громкой, но это отвлечение тоже было ему только на руку. Он очень не хотел попасть в один из больших и тихих баров, где его тут же заметили бы и стали воспринимать как фрика.
Его обманчивый внешний вид в этом публичном месте — ведь он был одет как женщина — делал его почти преступником, а когда он услышал в общем гуле фразу «как вон та лесбиянка», то надеялся, что это про него.
Официантка в футболке с надписью «СЛАДЕНЬКИЕ» поставила на столик Паркера поднос, а с него — кружку пива.
— Один парень у бара угощает Вас, — объяснила она.
На груди у нее красовалось сердечко. Паркер благоговел перед простотой ее форм и доверчивостью личика. Она была очень молоденькая, и сначала в ее присутствии он почувствовал себя клоуном. А потом понял, что это из-за своего раскаяния он так не похож на нее. Паркер чувствовал себя неловко и глупо. Его презирали, да. Но его собственное презрение перекрывалось его подозрительностью.
Но кто угощает его пивом? Он не мог понять, кто именно, но этот жест тронул его. Эта нежность. Что кто-то заметил его. Или его кто-то узнал?
— Привет! Можно к тебе присоединиться?
Паркер увидел над собой мужчину и был поражен его габаритам. Он был огромный, с очками, посаженными на большой мясистый нос. У него была короткая толстая шея, ему, скорее всего, за пятьдесят. Он не лысый, а с отдельными прядками, беспорядочно торчащими в разные стороны. Залысины выглядели так, словно его побрили полосами. Те волосы, которые остались, были слишком длинными. Волосы были даже в ушах, которые, в свою очередь, казались слишком маленькими для его огромной головы.
— Садись, пожалуйста, — сказал Паркер.
Мужчина смотрел на движение его губ. Очки незнакомца сидели кривовато, а плечи пиджака были мокрые. Скорее всего, он некоторое время ходил взад-вперед под дождем, набираясь смелости зайти в этот бар.
— Это я купил тебе пиво, — сказал он, указав на кружку, стоявшую перед Паркером. Мужчина тоже держал в руке кружку: когда он говорил, то слегка покачивал ей, а потом шумно отпивал пенный напиток. Его нервозность делала его уродливым и заторможенным, но Паркеру было жаль его. Какой же он страшный! И ведь не понимает, насколько он страшен. Он просто неудачник.
Нервозность этого мужчины успокаивала Паркера. Как можно более нежным голосом он спросил:
— Как тебя зовут?
Это еще больше взволновало мужчину, он стал еще больше нервничать. Он заерзал и быстро ответил:
— Не важно!
— Ты не из Чикаго, правда?
— Гарри. Нет, слишком похоже… Ховард!
Но, сказав это, мужчина вздрогнул, и боль застыла в его глазах. Словно он сожалел, что сказал правду.
— К черту все эти вопросы. Кому какая разница!
Паркер поднял кружку и отпил немного пива, а мужчина смотрел куда-то в сторону, словно решал, что делать дальше.
— Я здесь первый раз, — сказал Паркер и, чтобы мужчина не воспринял это как критику, тут же добавил: — но здесь мило — так оживленно. Столько молодежи!
— Будешь еще пиво? — спросил мужчина.
— Нет, спасибо.
— Тогда пошли, — сказал незнакомец и быстро направился к выходу.
Уже на улице Паркер спросил:
— Ты удивился, что я согласился так быстро?
— Я думал, это так и должно быть, — ответил мужчина. — Пошли ко мне. У меня номер в отеле в паре шагов отсюда.
— Нет, туда я не могу, — ответил Паркер. — Они наблюдают за отелями — там полно копов, понимаешь?
— Ты о чем?
— Пойдем лучше ко мне.
— Нет. Так я не могу, — сказал мужчина и стал снова смотреть в сторону. Он хотел уйти, но не знал как. В конце концов сказал:
— Мне надо в туалет. Сейчас приду. Извини!
Он, конечно, не вернулся. Паркер и не ждал ничего другого. Он прошелся по улице взад-вперед пару раз, а потом ушел. Это был просто эксперимент. И он удался, потому что он верил в себя. Паркер был Шэрон. Он все сделал правильно. А вот мужчина нет. Но все же та быстрота и легкость, с которой он адаптировался в этой отвратительной жизни и стал Шэрон, именно это доказывало ему, что он опасен и лжив.