— Тебя не было несколько дней, — осторожно сказала я. Лаки управляет благотворительным фондом своих покойных родителей. Его семья была древней и богатой, и Лаки унаследовал состояние и управление фондом, когда они погибли. Вот почему он перевелся в мою школу 8 лет назад.
Он провел рукой по своим кудрям. Его волосы тоже становятся длиннее. Обычно они достаточно короткие, чтобы обрамлять лицо мягкими завитками, но сейчас они свисают практически до плеч. Они также кажутся более светлыми — полностью отливают золотом, как будто он проводил время на солнце. Как я пропустила эту перемену?
— Я был в Калифорнии, — ответил он, словно услышав мой невысказанный вопрос. Он повернулся ко мне лицом. — У меня был клиент, юридическая фирма, которая подумывала сделать крупное пожертвование. — До сих пор странно слышать такие слова от Лаки, Лаки-носящего-футболки-и-потертые-джинсы. Он выглядит скорее как серфер, нежели как бизнесмен, но явно сумел расширить бизнес до компании более крупной, чем она была, когда были живы его родители.
— О. Как все прошло?
Он снова сверкнул этой улыбкой.
— Мы это сделали, — ответил он, церемонно поклонившись.
— Поздравляю, — произнесла я. Он заслужил немного одобрения.
Он пожал плечами.
— Все за один день. — Лаки не любит говорить о своей работе; фонд стоит миллионы долларов и поддерживает ряд благотворительных организаций, но он редко это обсуждает. Его лицо внезапно просветлело.
— О! Я тебе кое-что принес, — сказал он с ухмылкой. Он полез в карман куртки, которая была заметно мятой, и достал маленькую, прямоугольную жестяную банку. С широкой улыбкой он поставил ее на стол.
Это была коробка с маленькими, квадратными шоколадными печеньками. Изумительными шоколадными печеньками (с небольшой ноткой корицы), он знает, как я их люблю. Я немного сладкоежка, и он часто привозит угощения из своих деловых поездок. Ума не приложу, почему он одинок. Малик, конечно, мог бы найти причину или даже две.
Я одарила его широченной улыбкой и бережно сняла крышку с банки. Три ряда из трех стопок печенья аппетитно уставились на меня.
— Мммм. Спасибо, Лак. — Я вытащила печенье из коробки и предложила банку ему. Он отказался, отмахнувшись. Его потеря; они очень вкусные.
— Расскажи мне об этом прослушивании. — Он развернул второй стул и оседлал его, сев спиной к окну и скрестив руки на спинке стула. Он положил подбородок на руки и стал ждать моего ответа.
— Я мало что знаю, — ответила я, опустившись на первый стул. Заведующий кафедрой поставил его на случай, если у меня будут посетители, которые обычно оказываются студентами, выпрашивающими дополнительное время для сдачи работ.
— Мне пришло сообщение от Дональда…
— … парня, который регистрирует выступления?
Я кивнула.
— Да. Кто-то купил клуб два месяца назад — инвестор из Нью-Йорка. Забыла, как его зовут. Как бы там ни было, он переезжает сюда, видимо, хочет принимать более активное участие в том, что касается его активов.
Лаки прыснул со смеху.
— «Активы», касающиеся клуба или таланта? — Он выглядел странно обеспокоенным. Я наклонилась вперед на стуле.
— Лаки?
— Ммм?
— То же самое сказал Малик.
Он побледнел.
— Не приведи Господь, чтобы вы двое одинаково шутили. Вы на самом деле могли бы научиться любить друг друга.
— У нас нет ничего общего, — сухо произнес Лаки. Я не могу понять эту враждебность. Это два замечательных парня. Почему они не могут поладить?
— Ваше общее — это я. — Я встала со стула, потянулась к столу и достала свою сумочку из верхнего ящика. Моя кофта, тонкая, бледно-голубая, с длинными рукавами, под которой у меня была надета тянущаяся майка, имеет довольно большой вырез. Я всегда стараюсь не наклоняться в классе, когда ее ношу. Обычно я забываю о таких вещах рядом с Лаки. Я не хочу казаться наивной — когда-нибудь он сделает какую-нибудь женщину невероятно счастливой. Просто он не для меня. И это именно так: он не для меня — я уже мысленно завернула его в подарочную упаковку, готовясь к девушке, которая однажды придет и украдет его. Я подняла взгляд, он наблюдал за мной, в его глазах что-то изменилось.
— Мне нужно собираться, — сказала я. Лаки кивнул и встал со стула.
— Я провожу тебя.
Я взяла свою легкую куртку — город, наконец, остыл после томительного лета — и мы в тишине пошли к моей машине. Это старый кабриолет «Ягуар», который я унаследовала от моих родителей. Чарльз и Вивиан, мои родители, заменили десятилетнего «Яга» на новый громадный внедорожник, когда занялись гольфом; тяжело засовывать и высовывать клюшки из маленького багажника «Ягуара». По этой причине я унаследовала «Блу»[3] с его классическими линиями. Это мой любимый цвет — бледно-голубой — цвет, который, как часто говорит мне отец, соответствует моим глазам.