Я тайком слазил в подпол и налил майонезную баночку спирта.
– Тут с запасом, – сказал я, передавая баночку. – Так налилось. Если останется, можете взять с собой. – Яша был мне симпатичен.
– Ты на каком курсе учишься? – спросил Яша, осторожно наливая спирт в эмалированную кружку.
– Перешел на пятый. – Я поглядывал через дверь сарая на улицу. – Потом диплом.
– Это ошибка твоих консервативных преподавателей! – Он выпил, не морщась, и посмотрел на меня просветляющимися глазами. – Тебе сразу должны были дать красный диплом и назначить академиком!
Отец позвал меня носить сено с лесной лужайки, и мы, прихватив Чарли, грабли и кусок брезента, ушли через дальнюю калитку.
Когда мы вернулись с первым тюком сена, дядя Жора разворачивал для пробы большую армейскую палатку и выбирал место, где ее поставить. Мама с тетей Зиной стрекотали на веранде швейной машинкой, изготавливая одну большую простыню. Катька наверняка болтала по телефону.
Плотника Яши нигде не было. Дядя Жора сказал, что плотник смылся как-то незаметно, но, судя по оставленному инструменту, скоро должен прийти. Я обследовал сарай и нашел эмалированную кружку висящей на гвозде. От нее еще свежо пахло спиртом. Топор, пила, молоток, гвозди – все лежало на земле среди разбросанных досок. Похоже, его зрение не восстановилось до нужного уровня, и он пошел продолжить лечение.
Стало накрапывать, и мы с отцом затащили доски под навес и убрали инструмент. Готовую столешницу занесли в сарай.
Втроем мы быстро поставили армейскую шатровую палатку и раскидали по ней сено. Потом принесли с лужайки оставшиеся клочья пахучей хрусткой травы и остались в палатке, радуясь, что нас не мочит дождик и можно лежать на сене. Чарли намял себе удобное гнездышко у входа и задремал под наши разговоры.
— Классно! – сказал отец, прислушиваясь к стуку дождя по натянутому брезенту. – Я бы все лето так жил! Свежий воздух, запах сена!
– Комары! – добавил дядя Жора.
– Змеи! – добавил я.
– Пессимисты. – Отец грыз соломинку. – Кирилл, принес бы чайку!
– Да-да, – сказал дядя Жора. – Что-то пить захотелось. Принеси, пожалуйста. Сооруди так все культурно, на подносике… Халвы у тети Зины спроси.
Маме с тетей Зиной было не до нас. На спинки стульев была натянута огромная простыня во всю веранду. Мама ползала по полу, пузырила головой материю и подавала из-под нее команды:
– Вот здесь еще прошей! – Она тыкала пальцем, и на простыне возникала пирамида. – Только осторожно!
Катька, как я и предполагал, болтала на кухне по телефону.
Я встал напротив нее и скрестил на груди руки в ожидании.
– Ну что тебе? – прикрыв трубку ладонью, недовольно спросила Катька. – Телефон нужен?
– Батя велел тебе быстро принести три чая в палатку, – сказал я. – С халвой, пряниками и сушками. Мигом, он ждет!
– В какую еще палатку? – сделала большие глаза Катька.
– Принесешь – увидишь!
Я взял из вазочки сушку и пошел обратно. Люди уже палатку натянули, новоселье пора справлять, а она и не знает.
– Ну что наш чай? – тревожно взглянул на меня отец.
– Сейчас Катерина сделает.
Я подлег к Чарли и поделился с ним сушкой.
Плотник Яша не выходил у меня из головы. Если узнают, что я наливал ему спирта, мне попадет. Майонезная банка спирта – почти бутылка водки! Вполне мог загудеть.
3
Предчувствие меня не подвело. Плотник-философ Яша загудел. И влетело мне по первое число.
Поутру, выпустив из дома Чарли по его малой собачьей нужде, тетя Зина завопила нечеловеческим голосом, а Чарли зашелся испуганным лаем, быстро перешедшим в истошный вой. Все проснулись.
Сонный дядя Жора выскочил с кочергой на крыльцо и увидел нетвердо стоящего косматого бородатого мужика, держащегося за дверной колышек палатки и справляющего ту самую нужду, по которой и выпустили на улицу Чарли. Под собачий вой и крики жены дядя Жора признал в нем вчерашнего плотника и хотел было огреть кочергой по спине, но Яша, погрозив пальцем, провалился в палатку и тут же захрапел.
Когда мы с отцом и мамой прибежали к палатке, дядя Жора пытался зацепиться кочергой за брючный ремень плотника и выволочь его на свет божий, чтобы он не храпел нахально в нашей палатке. Тетя Зина заперла быстро охрипшего Чарли в дом, а отец, откинув полог палатки, рассмеялся:
– Проспится и уйдет. Не мешайте ему!
– Господи, – сказала мама, зябко кутаясь в халатик, – а ведь где-то семья ждет…
– Да какая семья! – нервно сказала тетя Зина, вышагивая вдоль палатки. – Какая у него может быть семья! Я чуть не умерла со страху! Сейчас позвоню в милицию – пусть забирают!
– Вот подлец! – сказал дядя Жора, оставив попытки вытащить плотника кочергой. – И еще храпит, как у себя дома! Вы только послушайте!
– Что, уже гости приехали? – позевывая и прислушиваясь к храпу, спросила, появляясь на крыльце, Катька.
– Ага, – кивнул я. – Пел под твоим окном серенады, а потом напился и завалился спать.
– Не смешно, – сказала Катька, направляясь к летнему туалету.
Казалось, в палатке ритмично работал некий механизм, перегоняющий по трубам воздух сквозь воду. Помогала ему урчащая шестеренка. Лишь иногда механизм замирал на мгновение, словно раздумывая, а не остановиться ли ему, и храп с пугающими всхлипываниями и бормотаниями продолжался.
Мы позавтракали на нашей веранде, подальше от храпа, и дядя Жора с отцом принялись всерьез будить плотника, чтобы не смешить проходящих по улице соседей.
Они теребили его за плечо, причмокивали на ухо, тонко посвистывали, переворачивали общими усилиями на другой бок, резко кричали: «Зарэжжу!», чтобы он ощутил весь драматизм своего положения, но добудиться удалось лишь звяканьем посуды над самым ухом храпельца.
Яша выполз из палатки и, увидев стоящую на крыльце тетю Зину, пугнул ее:
– Могу помереть! Налей стопочку!
– Иди-иди… – Отец с дядей Жорой, взяв плотника под руки, принялись поднимать его с колен.
. – Здесь тебе не рюмочная! – устыдила тетя Зина. – И не ночлежка! Скажи спасибо, что в милицию не позвонила! Катись, милый, откуда пришел!
– Порядочные люди так не поступают. – Яша не спешил подниматься. – Сказали «а», говорите «бэ». Организм требует поправки.
Дядя Жора оставил плотника и подошел к тете Зине:
– Уйди вообще с крыльца! Он думает, что ты с ним кокетничаешь.
– Что ты говоришь! – возмутилась тетя Зина и уперла руки в бока. – С кем это я кокетничаю? С этим охламоном? Тьфу на вас! Мужики, называется! Не могут пьяного обормота усмирить! Я кокетничаю… Это надо же!..
Тетя Зина ушла в дом, и Яша, вновь норовя улечься, взмолился:
– Мужики! Спирту! Пятьдесят грамм! Сразу уйду…
Отец с дядей Жорой переглянулись и посмотрели на меня.
Я еще надеялся, что пронесет, но Яша выдал меня с потрохами:
– Добрый хлопец, принеси еще шила, ничего не вижу…
– Поднимайся! – твердо сказал отец, не глядя на меня. – Я тебе принесу за ворота. Ну!
– Точно? – Яша повернул в сторону отца лохматую голову с травинками в волосах.
– Точно! Иди и жди меня на бревнах.
Когда плотник ушел опохмеленный, с меня стали снимать стружку сразу в двух направлениях.
Дядя Жора говорил, что только несмышленый болван может налить спирту работяге, не закончившему работу.
Отец напирал на то, что брать спирт без спросу равнозначно воровству. Не важно, для каких целей – вправить палочки-колбочки завирухе плотнику или выпить самому. Не твое – не бери!
– Надеюсь, ты не пил с ним? – строго посмотрел на меня отец.
– Нет, конечно. Мне его просто жалко стало…
4
Дядя Жора вернулся из города, поставил свою «Волгу» в гараж и крикнул отцу, чтобы он подтягивался в беседку для подведения итогов.
Мама с тетей Зиной, управившись с первой гигантской простыней, взялись за изготовление второй. Я выравнивал место под две оставшиеся палатки. Задача была непростая: я вбивал колышки, натягивал шнуры и пересаживал кусты черничника. Потом привозил тачкой песок и разбрасывал его лопатой по квадратам. Участок грозил приобрести вид бивуака, в котором остановился эскадрон гусар летучих.