Я обернулся. Это был Петерсон.
— Моя жена попросила меня приехать сюда.
— Ну надо же. — Он огляделся по сторонам. Все окна в комнате были выбиты, и с наступлением ночи оставаться здесь было зябко. — Полнейший разгром, не правда ли?
— Можно сказать.
— Да, точно. — Он прошелся по гостиной. — Разгром.
Глядя на него, я вдруг отчетливо представил себе ужасную картину — человек в униформе и тяжелых сапогах пробирается по руинам. Это был собирательный образ, не ассоциировавшийся с каким-либо конкретным местом или событием.
Тут в комнату вошел еще один человек. Он был одет в плащ, а в руке держал блокнот.
— Вы кто? — спросил у него Петерсон.
— Куртис. Редакция «Глоб», сэр.
— И кто же это вас сюда пригласил?
Петерсон обвел взглядом гостиную, и наконец его глаза остановились на мне.
— Не хорошо, — сказал Петерсон. — Ой, как не хорошо.
— Отчего же? Это очень уважаемая газета. А молодой человек точно изложит все факты. И наверняка вы не можете возражать против этого.
— Послушайте, — сказал Петерсон. — В городе проживает два с половиной миллиона человек, а в департаменте полиции не хватает людей. У нас нет возможности расследовать всякую дурацкую жалобу и сообщения об угрозах. Мы не можем заниматься всем этим, потому что помимо существуют другие, требующие постоянного внимания к себе задачи, как, например, регулировка дорожного движения.
— Семье обвиняемого, — сказал я. Я чувствовал, что репортер ловит каждое мое слово. — Семье обвиняемого угрожают физической расправой — письменно и по телефону. Жене и детям. Она испугана. А вам на нее наплевать.
— Это не так, и вы сами прекрасно знаете об этом.
— Дальше — больше. Они поджигают крест перед домом и устраивают погром. Женщина зовет на помощь. А ваши люди прибыли сюда только через четверть часа. Кстати, как далеко отсюда до ближайшего участка?
— Это не имеет значения.
Репортер старательно записывал.
— Вы будете очень плохо выглядеть на этом фоне, — сказал я. — Конечно, многие граждане настроены против абортов, но гораздо большее число горожан выступает против вандализма, и незаконного уничтожения частной собственности шайкой распоясавшегося молодого хулиганья…
— Это были не хулиганы.
Я обратился к репортеру.
— Капитан Петерсон выражает мнение, что великовозрастные детки, которые сожгли здесь крест и не оставили в доме ни одного целого окна, хулиганами не являлись.
— Я не это хотел сказать, — быстро проговорил Петерсон.
— Но сказал он именно это, — сказал я репортеру. — К тому же может быть вам будет интересно узнать, что двое из находившихся в доме детей получили серьезные порезы от разлетевшихся осколков оконного стекла. Одному ребенку три года, а другому пять лет.
— Мне передали другую информацию, — сказал Петерсон. — Порезы были только…
— Насколько я понимаю, — перебил его я, — здесь в настоящее время присутствует только один врач, это я. Или может быть полицейские, соизволив наконец откликнуться на призыв о помощи, прибыли сюда со своим врачом?
Он молчал.
— Так привезла полиция врача или нет? — подал голос репортер.
— Нет.
— А они вызывали врача?
— Нет.
Репортер быстро записывал.
— Я еще припомню вам это, Берри, — сказал Петерсон. — Я еще до вас доберусь.
— Поосторожнее. Здесь репортер.
Его глаза метали молнии. Он развернулся и направился к двери.
— Кстати, — окликнул я его, — какие шаги будут теперь предприняты полицией, чтобы впредь не допустить повторения подобного инцидента?
Петерсон остановился.
— Решение об этом еще не принято.
— Вы уж потрудитесь объяснить этому репортеру, — сказал я, — как все это не удачно, и как вы отдадите распоряжение выставить у дома круглосуточную охрану. И самое главное убедитесь, что он вас правильно понял.
Петерсон презрительно скривил губы, но я знал, что он это сделает. И это все, что мне было нужно — защита для Бетти, и небольшое давление на полицию.
Глава восьмая
Джудит вместе с детьми отправилась домой; я остался, чтобы помочь Бетти хоть как-то заделать окна. На это ушел почти час времени. Меня разбирало зло.
Сыновья Бетти были подавлены, но они все равно ни за что не желали ложиться спать. Они то и дело спускались вниз, капризничали или просили дать им попить. Маленький Генри все время жаловался, что у него болит нога, и когда я снял бинты, то действительно обнаружил в ранке крошечный стеклянный осколок.