– Само собой… – ответила она.
Мужчина махнул рукой, что-то хотел сказать, но передумал и поспешно вышел. Овсянникова ошалело смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Интересно, сколько еще сюрпризов таится в этом несуразном человеке?
Щелкнул выключатель, бобины магнитофона неспешно пришли в движение. В кабинете за столом с микрофоном на этот раз сидели оба – Жарков и Шеин. Вокруг привычно расселись Ковалев со своими сотрудниками и Кесаев с московской командой. Недоставало только сосланных в архив Овсянниковой и Витвицкого.
– Гражданин Шеин. Гражданин Жарков, – голос Ковалева звучал предельно официально. – Вы дали показания, признав свою вину в убийстве несовершеннолетнего Игоря Годовикова. Расскажите еще раз, под запись, как именно это произошло. Начнем с вас, Жарков.
Жарков оглядел присутствующих, приосанился. Ему явно льстило всеобщее внимание. Шеин смотрел на приятеля с некоторой ревностью.
– Ну, эта… Я, короче, шел от электрички. С платформы этой… Пригородной, короче, – начал подозреваемый.
– Мы шли, – ревниво поправил Шеин.
Жарков замолчал, повернулся и посмотрел на Шеина как на пустое место. Шеин подобрался, принимая вызов, набычился, но в последний момент сдержал себя.
– Шел, короче, я, значит, по дорожке, – продолжил Жарков. – Ну, тропинка там такая. К лесополосе. Ну и эта…
Парень снова сделал паузу, ему явно не хватало слов. Он беспомощно пробежал взглядом по лицам собравшихся в кабинете, словно пытаясь найти поддержку. Наткнулся на внимательный и даже благожелательный взгляд Ковалева, приободрился и закончил:
– Вот, короче, я пацана этого и эта… Короче, в кусты и затащил. Вот.
– Ты шо, баклан, припух? – не выдержал внимательно следивший за рассказом Шеин. – Это я… Я шнурка затащил! Я, понял, бля?!
Жарков посмотрел на подельника с превосходством.
– С хуя ли ты? – снизошел он до вопроса.
– А кто, бля? Ты, что ли? – негодовал Шеин.
– Мы затащили! – примирительно подытожил Жарков.
Ковалев постучал карандашом по столешнице, прерывая спор и призывая к порядку.
– Гражданин Шеин, у вас будет возможность изложить свою версию. Гражданин Жарков! Продолжайте.
Получив официальное разрешение продолжать, Жарков снова приосанился, придал лицу торжествующее выражение и продолжил:
– Ну, короче, я его в кусты затащил и там… – он сделал нарочито театральную паузу и выпалил: – Завалил. Наглушняк.
Обвел взглядом слушателей, будто ожидал эффекта разорвавшейся бомбы. Но ожидаемой реакции не последовало.
– Каким образом вы совершили убийство несовершеннолетнего Годовикова? – сухо уточнил Липягин.
– Шо? – растерялся Жарков.
– Орудие убийства какое, Жарков? – раздраженно перевел вопрос заместителя Ковалев.
– А, орудие… – протянул подозреваемый. – Ну эта… Короче, пописал я его. Притыкой… Ну, короче, ножиком.
Продолжавший внимательно следить за подельником Шеин снова взорвался.
– Кого вы слушаете, бля? – заорал он в негодовании. – Пиздабола ростовского! Не было у него притыки, во, зуб даю!
Шеин быстро щелкнул ногтем по переднему зубу, провел большим пальцем под подбородком и трижды сплюнул, как положено по «понятиям» во время блатной клятвы.
– А у кого была? – тут же среагировал Липягин.
– У меня, ясное дело, – перехватил инициативу Шеин, не желая отдавать подельнику всеобщее внимание.
– Да хуй! Это мой кесарь, – возмутился Жарков. – Я у Жендоса в секу выиграл, – доверительно поделился он с Ковалевым, чувствуя в нем главного.
Полковник кивнул.
– Ну, ну, дальше?
– Это я, бля! – снова вклинился Шеин. – Я шнурка завалил! Он, сучонок, дергаться начал, и я его… Руку вон поцарапал удочкой этой ебаной.
Шеин потянул рукав, оголяя предплечье и демонстрируя самое весомое свое доказательство – царапину на руке.
– Ну-ка прекратить жаргон! – гаркнул Липягин. – Не в блатхате. Подозреваемый Шеин, ответите по существу, когда вас спросят. Жарков, продолжайте.
– Закройся, короче, понял? Ты вообще кого завалить можешь? – мстительно огрызнулся Жарков на Шеина, снова чувствуя себя в центре внимания, и поделился с Ковалевым: – Мы в седьмом классе кошку хотели зажарить. Ну, на костре, короче. Поймали мурку, решили ее повесить вначале, так этот даже петлю зассал затянуть… Ссыкло!
Последний пассаж был адресован лично Шеину и прозвучал до крайности обидно. Тот резко вскочил из-за стола.
– Сам ты ссыкло! Я кошек жалею, бля, понял? А тебя, пидораса, не пожалею нихуя.
– Шеин! Сядьте! – осадил Ковалев.
– Шо? Как ты меня назвал?! – взвился Жарков, тоже поднимаясь из-за стола.