— Александр Семенович прав, — ответил следователь. — Вы же их слышали, Витвицкий. И они действительно говорят одно и то же.
— Они оговаривают себя!
— Из чего вы делаете такие выводы, капитан? — Ковалев потянулся за сигаретами. Липягин тут же щелкнул зажигалкой.
— По совокупности… Я не могу доказать, но… я уверен, — сказал психолог, но как раз уверенности в его голосе и не было.
— В чем вы уверены, товарищ капитан? — Кесаев тоже повысил голос, чувствовалось, что его раздражает этот разговор. — Я вот не уверен в вашей профпригодности. Ни один человек не станет с радостной улыбкой брать на себя убийство ребенка. Зверское убийство.
— Вы мыслите в парадигме психологии взрослого, трезвомыслящего человека, — упрямо стоял на своем Витвицкий, — но…
— Достаточно, Виталий Иннокентьевич! — перебил его Кесаев. — Я думаю, будет полезнее, если допрос мы продолжим без вашего участия. Вам будут предоставлены записи.
Витвицкий вскинул голову, мрачно посмотрел на своего непосредственного начальника.
— Покиньте кабинет, — приказал следователь.
Сгорбившись, Витвицкий вышел.
В коридоре он нос к носу столкнулся с ожидающим там под конвоем Жарковым. На пару мгновений они встретились глазами, после чего Жаркова завели обратно в кабинет и Витвицкий остался один. Постояв, он пошел к лестнице.
— Подождите, Виталий Иннокентьевич, — раздался за спиной Витвицкого голос Овсянниковой. Она выбежала в коридор и двинулась следом за капитаном.
Сделав еще несколько шагов, Витвицкий остановился.
— Ирина, если вы решили меня пожалеть, это совершенно излишне.
Подошедшая старший лейтенант удивленно посмотрела на московского гостя.
— Нет. Просто… — она сделала паузу. — Просто я считаю, что вы правы!
Витвицкий замялся, не зная, что сказать.
— Пойдемте на воздух, — наконец предложил он. — Тут душно…
Они вышли на улицу и пошли, медленно удаляясь от тяжелой, серой громады здания УВД.
— Я знаю этот интернат. У меня бабушка там работала, — рассказывала Овсянникова.
— А кто ваша бабушка?..
— Педагог. В прошлом году на пенсию ушла. Но это неважно. Я знаю интернат, знаю его воспитанников. Это же не психушка. Они не буйные. Просто у них отставание в развитии.
— Это называется олигофрения, — кивнул Витвицкий.
Овсянникова пожала плечами.
— Наверное, но они безобидные. Просто они как дети. Знаете, дети, бывает, рассказывают всякое. Но им же никто не верит.
— Дети не признаются в убийствах, — возразил Витвицкий.
— Но вы же сами сказали, что они наговаривают на себя!
— А еще я сказал, что не могу этого доказать, — вздохнул капитан.
— Неужели нет способа? — спросила Овсянникова.
Витвицкий посмотрел на нее, смутился, но все же принял решение и сказал, глядя в глаза девушки:
— Можно попробовать… Но мне понадобится ваша помощь.
Тихо гудел работающий магнитофон, крутились с легким шорохом бобины. Сидящие в кабинете люди мрачно смотрели на Жаркова, а он, уже полностью раскрепостившись, жестикулировал, улыбался или, наоборот, хмурился, в общем играл лицом, рассказывая все новые и новые подробности:
— …Девочку мы убили в парке Авиаторов. Она дурочкой была.
Ковалев наклонился к Кесаеву, тихо сказал, поясняя:
— Ирина Дунькова тринадцати лет была убита в парке Авиаторов летом. Тело нашли не сразу. Страдала умственной отсталостью.
— А еще раньше мы машину угнали, — почти кричал Жарков. — «Москвич». Такого цвета… как обложка на паспорте. Красивый. Мы на нем в Днепропетровск поехали. Там тоже убили. Двух девочек. Ножом.
Магнитофон со щелчком остановился — закончилась пленка. Освободившаяся бобина завертелась вхолостую.
Ковалев приказал конвойному:
— Уведи его. И давай сюда второго. То есть первого… Черт! Шеина!
Явно довольного собой и оказанным ему вниманием Жаркова увели.
— Что за две девочки? — спросил Кесаев.
Полковник, опустив голову, еле слышно ответил:
— Не знаю. Будем проверять.
Он повернулся к Липягину:
— Эдик… Эдуард Константинович, сделай запрос в Днепропетровск.
— Считайте, что уже, товарищ полковник! — заверил его Липягин.
Вернулся офицер, уводивший Жаркова. На его лице читалась растерянность.
— Я же сказал привести Шеина! — рявкнул Ковалев.
Офицер развел руками:
— Извините, товарищ полковник. Арестованного Шеина забрали для проведения следственного эксперимента.
Ковалев побагровел.