Он запнулся.
— А погоны капитанские у вас тоже ненастоящие? — не удержалась Овсянникова.
Витвицкий снова отвел взгляд, покраснел, как школьник.
— До завтра, Виталий, — улыбнулась Овсянникова. — Можно ведь без отчества?
— Извините, но я бы предпочел с отчеством.
Девушка перестала улыбаться и поджала губы. Ее редко вот так ставили на место.
— Хорошо. До свидания, Виталий Иннокентьевич, — сухо сказала она и пошла обратно к лестнице.
Витвицкий шагнул было следом, собираясь окликнуть, но запнулся о стоящий рядом чемодан, замешкался. Все вышло нелепо и неправильно. Не так он хотел расстаться сегодня с симпатичной старшим лейтенантом.
С досадой путаясь в свертках, Витвицкий поднял злосчастный чемодан, развернулся и лицом к лицу столкнулся с Кесаевым. Полковник смотрел на Виталия Иннокентьевича с неприязнью.
— Семеро одного не ждут, — сказал он таким тоном, что Витвицкого обдало холодом.
Капитан виновато опустил взгляд.
— И в другой раз, когда решите лезть с вопросами к старшим по званию, помните о субординации, товарищ капитан.
— Извин… — промямлил Витвицкий. — То есть… так точно, товарищ полковник.
Кесаев ничего не ответил, только тяжело вздохнул и направился к двери. Мысль о том, что он еще намучается с этим мальчишкой, не отпускала полковника. А Витвицкий семенил следом и думал совсем о другом…
В ресторане гостиницы «Московская» было тихо и немноголюдно. За высокими окнами, задернутыми пыльными шторами, уже стемнело. Большая часть столиков, накрытых накрахмаленными скатертями и украшенных крохотными вазочками, из которых торчали нелепые пластиковые цветы, пустовала.
В дальнем углу обосновалась практически в полном составе группа Кесаева. Не было только начальства — самого полковника и его зама Горюнова. Мужчины ужинали, перекидываясь пустыми фразочками. Нельзя двадцать четыре часа в сутки говорить и думать о работе, поэтому за столом стоял веселый треп. И только Витвицкий сидел с отстраненным видом. Вроде бы и с коллегами, но при этом сам по себе.
— А этот Ковалев вроде ничего мужик, — сказал Трешнев, помешивая сахар в чае.
— Да ну, — отмахнулся Сеченов, — дипломатничал много. Показуха.
— Думаешь? — Трешнев пригубил горячий чай. — А мне как раз простецким показался.
— Если б не Русланыч со своей дисциплиной, сейчас бы коньячку вмазали, — встрял в разговор Шабурин, который, в отличие от Трешнева, явно не питал любви к горячему чаю. — Глядишь, и с местными бы быстрее сошлись.
— А кто мешает? — оживился Сеченов.
— Сойтись? — уточнил Трешнев.
— Да не, — отмахнулся Сеченов, щелкнул по шее указательным пальцем, давая понять, что имел в виду коньяк, а не дружбу с местными, и вопросительно посмотрел на Трешнева. Тот кивнул.
— Я сейчас, — подскочил из-за стола Сеченов и бодро пошел через зал.
Трешнев и Шабурин переглянулись и не сговариваясь посмотрели на Витвицкого. Капитан молча заканчивал ужин, эстетски орудуя ножом и вилкой.
— А вы, товарищ капитан, что про Ковалева скажете? — попытался разболтать молчаливого капитана Трешнев.
— Вы не правы, — сдержанно произнес Витвицкий. — Ковалев совсем не прост. И никаких симпатий ни к нам, ни к Тимуру Руслановичу он не питает. И с местными, как вы выразились, сойтись… вряд ли получится. Мы им как кость в горле.
— О как! — весело подмигнул Шабурин Трешневу. — Тяжело быть психологом, все вокруг уродами кажутся. Моральными, разумеется.
— Я не сказал, что Ковалев урод, не передергивайте, пожалуйста. Я просто отметил, что он не прост и не питает к нам никаких симпатий.
Шабурин и Трешнев снова переглянулись, едва сдерживая ухмылки. В этот момент вернулся Сеченов. Глаза его заговорщицки блестели, карман характерно оттопыривался.
— Ну что? Айда в номер? — весело спросил он.
— По коням, славяне! — подхватился Шабурин и поглядел на Витвицкого: — Капитан, ты с нами?
— Благодарю. Я не пью, — отозвался Витвицкий.
— Понимаю… — кивнул Сеченов и снова весело подмигнул остальным: — Великий пост.
— Зря иронизируете, — не отрывая взгляда от тарелки, отозвался Витвицкий. — Я не пью из идейных соображений. Пьяный психолог — это как пьяный хирург. Вы представляете, что будет, если…
— Ну ты и зануда, капитан, — оборвал поток «идейных соображений» Шабурин. — Ладно, мы-то не психологи, да, мужики? Пошли!
Офицеры, скрипя стульями, поднялись из-за стола и, продолжая весело трепаться, пошли к выходу из ресторана. Витвицкий остался в одиночестве.