— Спасибо за нафталин, — буркнул Витвицкий.
Овсянникова подошла к Виталию сзади, обняла за плечи.
— Ну правда. И потом — в оперативной работе всегда есть поле для фантазии.
— Можно ползать в электричке по-пластунски, — не сдавался Витвицкий.
— Нет, можно, например, ловить преступника на живца, — Овсянникова улыбнулась. — Как думаешь, клюнет на меня убийца?
— Думаю, нет. Его отпугнут твои погоны, — Витвицкий тоже улыбнулся. — Все, Ирина, давай собираться. Пора.
У здания УВД их встретил Горюнов.
— Виталий Иннокентьевич! Очень кстати. Поехали.
— Куда? — не понял Витвицкий.
— Из Батайска звонили. Труп, изнасилование, глаза выколоты, — обрисовал ситуацию майор.
— Олег Николаевич, вы же говорили, что теперь убивать преступнику будет затруднительно, — съязвил Витвицкий.
— Слушай, Виталий Иннокентьевич, не умничай, а? Сейчас не время. Поехали.
И он сделал знак водителю стоявшей поодаль серой «Волги».
В Новочеркасском штабе народной дружины было людно. В коридорах толпились дружинники, кричал что-то матом пьяный хулиган, задержанный на автовокзале. Чикатило протиснулся через толпу, постучал в дверь с табличкой «Командир народной дружины» и прошел в кабинет:
— Вызывали?
— А, Андрей Романыч, — обрадовался командир, — заходи, садись. Ты у нас сегодня герой дня.
— А что случилось? — не понял Чикатило.
— Взяли мы твоего мужика. Ну вчерашнего. Он и в самом деле насильником оказался. Подцепил бабенку в электричке, подпоил, вызвался проводить до дома, а сам в кусты заволок и… как в том анекдоте: «Я сперва тоже подумал, что совокупляются, товарищ капитан, а пригляделся — нет, ебутся».
И он громко рассмеялся над собственной шуткой. Чикатило криво улыбнулся, не разделяя юмора. Спросил осторожно:
— И что теперь будет?
— А что будет? Бабенка протрезвела, поплакала, заявление накатала, — усмехнулся командир. — Этот покобенился, но, как заявление увидел, присмирел. Сейчас сидит, признательные строчит. Так что грамоту тебе выпишем или письмо благодарственное за помощь органам в борьбе с преступностью, прекрасные личные качества и высокий моральный облик, достойный советского человека.
— Да нет… Я про другое… Убийства же теперь прекратятся, ловить с вертолетами никого не надо?.. А этого насильника судить будут?
Командир поглядел на Чикатило, улыбнулся еще шире:
— Ах, ты вон куда замахнулся… Светлая ты душа, Романыч. Разве ж это тот насильник?
— А разве не тот? — осторожно спросил Чикатило. — Не который убивает?
— Тот уникальный, а этот обыкновенный.
— Как это — обыкновенный?
— Ты что, думал кроме потрошителя никаких других насильников нет? — понизил голос командир. — Да их вокруг до хрена и больше. Было бы иначе, мы бы с тобой здесь не сидели. А работы у нас, к сожалению, много.
Чикатило с досадой посмотрел на командира.
— Но этот точно не тот?
Командир подался вперед и заговорил с тихой вкрадчивой доверительностью:
— Сегодня товарищ мой в Управлении был. Говорит, в Батайске новый труп нашли с выколотыми глазами.
— Как в Батайске?..
Чикатило снова изменился в лице, теперь он пребывал в растерянности.
— А чего здесь непонятного? — Голос командира стал жестче. — Говорю же, маньяков много. Так что грамоту мы тебе выпишем, но расслабляться рано.
— Не надо грамоту.
— Как это не надо? Скромничаешь? Заслужил — бери.
Чикатило поморщился, повторил:
— Не надо грамоту. У меня семья, дети… зачем?
— Как это зачем? Чтоб гордились. Батька не только на работе передовик, но и в борьбе с преступностью стране помогает.
— Если бы я жулика помог поймать. А тут… насильник… пьяный… противно… Не надо.
Командир народной дружины хмыкнул.
— Ну как знаешь. Тогда просто поздравляю тебя с боевым крещением, так сказать.
Он крепко пожал руку Чикатило. Тот выдавил жалкую улыбку, распрощался и вышел.
Вечером Чикатило и Фаина устроились перед телевизором. Фаина вязала, а Андрей Романович просматривал газету. Он как раз дошел до раздела «Футбольные новости», когда вошла Людмила. В куртке, джинсах, с дорожной сумкой «СПОРТ» в руках.
— Мама, меня зачислили, — сказал она, глядя в сторону. — И я написала заявление на общежитие.