«Артизан» сидел на ее коже идеально… для него. Тонкий шлейф горькой сердцевины аромата заставил рот наполниться слюной, когда она качнулась назад.
— Я сам, — выдернул из ее рук бутылку. — Присаживайся…
— Может, сразу закажем пиццу? — едко заметила рыжая и отвернулась.
— А мне кажется, твой блог никогда не был так популярен, как последние пару дней, — усмехнулся он. — Не находишь?
Масло на сковородке зло зашипело, пришлось прикрутить огонь. Жаль, что тот огонь, что выплеснулся в вены с появлением Элль в кухне, нельзя было прикрутить также.
— Есть такое, — уселась она за стол и еле слышно застонала.
— Аспирина? — неодобрение в голосе скрыть не удалось, да он и не очень старался.
— Кофе.
«Бл*ть».
Хотя, может, он слишком близко принимает? Элль теперь пьет, курит и спит с другими мужчинами. Кофе — самое меньшее, чем она могла задеть его мужское достоинство.
Фейс хмуро пялился в ноутбук, ничем не проявляя интереса к происходящему вокруг.
— Фейс, а у тебя есть девушка? — вдруг спросила Элль.
Обернувшись, он увидел, как рыжая уязвимо поджала коленки к груди и откинула голову на стенку. При этом хорошо было видно пастельный рисунок вен на белоснежной шее, соблазнительно выпирающие ключицы, худые плечи и маленькую грудь… Все, что он так любил. Тяжело сглотнув, он отвернулся к своим панкейкам.
— Нет, — серьезно отозвался друг. — С моей жизнью постоянную не заведешь.
— Ну почему? — так тихо отозвалась Элль, что он едва расслышал за шипением теста на сковородке. — Она внезапно может завести тебя, и тогда уже выбора не будет.
— Не выйдет, — разулыбался Фейс. — Так не бывает, я сам решаю.
— А Фейс — твое настоящее имя?
— Феликс.
Чили прыснула:
— Тебе не идет.
— Поэтому Киран и прозвал меня по-другому, — рассмеялся Фейс.
Горка панкейков быстро росла, кофе уже наполнило кухню своим ароматом.
— Почему «Фейс»?
— Потому, что он встречал все лицом, — обернулся к ней с серьезным видом. Фейс давился смехом, испортив момент, а Элль улыбнулась, переводя взгляд на темнокожего:
— Оригинально.
— Очень, — усмехнулся Фейс. — У меня и правда до пятнадцати лет лицо не заживало. Пока Киран не появился…
Он видел, что Элль очень хотелось посмотреть на него в этот момент, она даже прищурилась, пытаясь удержаться взглядом за вид в окне. Но когда он поставил перед ней тарелку с двумя панкейками в сметанном соусе и веточкой мяты, все же перевела на него взгляд.
— Можешь фотографировать.
— А кофе?
— Сейчас будет.
Элль ушла в комнату и вскоре вернулась с маленьким фотоаппаратом.
— Возьмись руками за тарелку.
— Зачем? — опешил.
Она смотрела на экран камеры, оценивая ракурс.
— Тебе жалко? — прошептала увлеченно. — Интрига — основа интереса.
— Что у тебя с учебой? — спросил, выполняя ее просьбу. Обхватил руками тарелку, но Элль тут же отложила камеру и взялась за его руки:
— Расслабь, — скомандовала азартно, приоткрыв ротик и закусив губу, а он чувствовал, как по телу пошла волна удовольствия от ее прикосновений. — Эту вот так, — устроила ладонь с одной стороны так, как ей казалось правильным, — слушай, да расслабься! Ты так хватаешься, будто снова готов отправить тарелку в стену!
Усмехнулась и взялась за камеру.
— Я вопрос задал.
— Бросила. Мне отказали в дистанционном обучении. Не было у них такого варианта, даже… — она сглотнула, — Дик не смог помочь.
Хотелось сжать руки в кулаки.
— Тш, спокойно, — Элль снова поправила его ладонь, и этот жест успокоения вдруг поразил, как молнией. Раздражение за секунду схлынуло, он даже прикрыл глаза обескураженно. А она, ничего не замечая, принялась делать кадр за кадром.
Фейс наблюдал за сценкой с усмешкой, которую уже невозможно было прятать даже за кружкой кофе:
— Будешь звездой, старик! — заметил, прокашлявшись.
— Я еще не пробовала панкейки, — усмехнулась Элль, — вдруг он пересолил…
— Тогда говорят, что повар влюбился, — ехидно заметил Фейс.
Элль закусила губу, чтобы не улыбнуться, но он думал о ее разбитых планах на жизнь, и было не до улыбок:
— Восстановиться можно?
— Конечно, — пожала рыжая худыми плечами. — Как только вернусь домой…
На этот раз она выдержала его взгляд. Они долго смотрели друг на друга, он вглядывался в ее лицо, пытаясь заметить хоть какую-то эмоцию горечи и сожаления, но Элль, казалось, привыкла. Смирилась, замоталась в куколку, впала в анабиоз в ожидании настоящей жизни.