— Ты не ешь, — наконец, расслабилась Элль.
И правда. Попытался попробовать, но бестия в этот момент взяла особо крупную креветку… пальчиками.
— Элль, — хрипло прошептал, понимая, что пальцы она облизывает сегодня в последний раз. — Все, баста. — Рывком поднялся и направился к озадаченной девушке: — Как ты хочешь? На столе или у панорамного окна?
— У вас проблемы с разнообразием меню, — заметила серьезно.
— Я готов разнообразить, — и подхватил ее на руки прямо со стула.
30
— Киран! — вцепилась в его плечи Элль. — Я руки не вытерла!
Он внес ее в спальню и опустил на кровать, не давая поправить разлетевшиеся полы халата.
— Все равно его сниму, — он положил ее пальцы себе в рот и прикрыл глаза… Вот оно — то, что никто не поймет, кроме нее. Втянул большой, обхватив языком, а своей рукой разворошил халат на ее бедрах и, не позволяя ей сжать ноги, ввел пальцы в ее горячую сердцевину. Элль хрипло застонала, стоило ему двинуться глубже, и закрыла глаза, выгибаясь.
Ему хотелось раскрыть ее, зажечь яркий свет и смотреть. Изучить каждый сантиметр его вожделенной женщины, попробовать на вкус, но пока все, что мог себе позволить — быть осторожным. Внимательно следил за ее реакцией, склоняясь ниже, и вот уже его язык слегка продавил кожу на плоском животе и двинулся вниз.
Сжалась. Даже пальцами это ощутил.
Прикрыл глаза и нежно опустил большой палец на самое чувствительное, слегка надавил… Элль задрожала. Вцепилась пальчиками в покрывало, судорожно всхлипывая, и он решил не медлить — опустился ниже и осторожно подул.
Раскрыла глаза и приоткрыла губы… Как ее целовать сразу везде? Выбор был сложный, но он не отступил от намеченной цели — попробовать ее вкус. Убрал палец, заменяя его языком.
Эмоции ударили в виски вместе с кровью и выбили все мысли из головы. Хотел ли он кого-то так, как ее? Давно уже нет! Он кружил языком вокруг ее вершинки, набирая обороты, и жадно вслушиваясь в ее ответ. Элль больше не дрожала — отдалась ему, раскрылась, еле заметно подаваясь бедрами вперед. И он двинулся смелее, глубже, быстрее… Ему нравился ее вкус и запах, свежий, тонкий, еле уловимый аромат дергал нервы, сводил с ума, делая желание едва выносимым. Но она была важней.
Было страшно сделать что-то не то, испугать напором, разочаровать простотой ласк. Он все пропустил в ее жизни, ничем не повлиял на формирование в ней женщины, и что с ней сделали все те, кто были до него, было страшно предположить.
Он настороженно вернул пальцы, только не обратно, где ласкал ее языком, а чуть ниже, скользнул к туго сжатому колечку, обвел… Элль шумно выдохнула и сжала бедра. Ладно, с этим он тоже разберется. Только потом, сил больше не было.
32
Он с облегчением высвободился из джинсов и осторожно подтянул ее к себе, разводя бедра шире. Этот момент, когда головка члена уперлась в ее лоно, слегка надавливая, был чем-то особенным. Элль напряглась и нахмурилась, ожидая… боли? Выгнула спину, встречая его первое движение. Он вошел слегка, потом чуть глубже… еще… почти до конца… С трудом выносимое испытание силы воли! Когда втиснулся в нее полностью, перед глазами скакали черные точки:
— Больно?
Она смущенно улыбнулась, но тут же раскрыла губы и вскрикнула от его сильного движения. Хотелось теперь придушить каждого придурка, что калечил ее в постели! Чили не покажет шрамов, которые оставили все эти мужчины, и ему придется искать каждый самому.
— Смотри на меня, — приказал ей, — это же я, Элль! Открой глаза.
Она послушно подняла на него взгляд, и он закрепил успех поцелуем:
— Умница… Смотри, а то вдруг я себе что-то позволю, — улыбнулся шире, выпрямился и, закинув ее ноги себе на плечи, двинулся быстрее. — Хочу… видеть… что тебе нравится.
Ей нравилось! Она прижималась к нему сильней, обхватив за шею, и кричала в его губы. Уже не смотрела, но и ему было плевать — они и так слились в одно, и никуда Элль не денется! Она будет кричать ему каждую ночь, учиться смотреть в глаза и говорить с ним!
Так хотелось дать ей сразу все, надавить на каждую «кнопку», но он боялся. Чувствовал, что и так достаточно — Элль извивалась под ним дикой кошкой, царапая спину и вскрикивая все громче. Жмурилась, уходя в себя, зная, что ему уже не до контроля своих требований, он опять был на грани, а благодаря ее порыву ничто не мешало кончить в нее снова, и от этой мысли в паху наливалось еще быстрее, срывая плотину терпения.
И он потерял контроль, изливаясь в нее. Пальцы беспорядочно сжимали нежные бедра наверняка до синяков, но он не мог их разжать, продолжая насаживать ее на себя до опустошения, до последней судороги…