— Покрой ее глазурью, — пояснила дочь, — и она будет вечной.
Он знакомился с достижениями реконструкции и восстановления, обширного, захватывавшего большие пространства, хотя у археологов в руках было всего несколько образцов. А еще были древние дороги и порты, сейчас невидимые, но легко прослеживаемые с помощью специального оборудования.
— Вот здесь, — сказала Лира, пока они стояли в центре абсолютно плоской пустыни, которая простиралась во всех направлениях до самого горизонта, — здесь был перекресток дорог, связывавших две могучие империи Команика Третьего.
Нашли еще и постоялый двор для странников, и реку, и, возможно, дорогу к пристани.
— А как они назывались? — спросил Ник. — Эти империи?
Она не знала. Никто не знал.
Всего несколько часов назад пришло сообщение от Хокельмана: «ЕСТЬ ОТЛИЧНЫЙ ШАНС. ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ТО САМОЕ. ВСТРЕЧАЕМСЯ НА СТАНЦИИ АУТПОСТ».
Разумеется. Найдете меня у Ларри .
«Аутпост», центр обслуживания и снабжения, находился практически на краю исследованной человечеством части космоса. Он располагался сразу позади колец, на Селиваровой Глотке, удаленной на миллиард километров от бело-голубой звезды класса B. Хатч не знала, чего ожидать от пассажира-гробовщика — вероятно, это субъект хмурый и нудный. Ник был среднего роста, гибкий, с темными волосами, ласковыми серыми глазами и простодушной улыбкой. Совсем не тот человек, какого она представляла по опыту посещений похоронных бюро, когда приходилось успокаивать родственников и друзей. Джордж поспешил сойти с корабля и крепко обнять Ника, когда тот появился у основания трапа. Он привел его за собой на корабль, как давно потерянного и вновь обретенного брата. — Хатч, это Ник. Он приводит людей к Богу. — И сам рассмеялся своей шутке. Ник вздохнул.
Они обменялись рукопожатиями, немного поговорили, а затем Хатч поинтересовалась Тором, шестым пассажиром «Мемфиса».
— Он сейчас на «21», — удивился Ник. — Разве вам не сообщили?
— Нет, — ответила она. — Что такое «21»?
— Одна из лун. Предполагалось, что на этой неделе он будет готов лететь, но он увяз в каких-то делах, и… ну… — Он взглянул на Джорджа. — Ты знаешь, как с ним бывает.
Джордж несомненно знал и посмотрел на Хатч так, будто ей следовало предвидеть нечто подобное. Всем известно, что представляет собой Тор.
Хатч вздохнула. Она сразу поняла, что такое Тор.
— Билл? — обратилась она к ИИ.
— В данный момент, эта луна приближается. Если зайти на «21», время отклонения от графика составит чуть больше семнадцати часов .
— Семнадцать часов? — Хатч повернулась к Джорджу. — Я готова задушить этого малого.
— Он понятия не имел, что это займет столько времени, — сказал Джордж. — Если бы Тор знал, на сколько нас задержит, то остался бы здесь. Он художник.
Он произнес это так, будто этим все объяснялось. Хотя Хатч это позабавило: ее Тор тоже был художником. Не из лучших. По крайней мере не успешным. Но речь шла определенно о разных людях. Этого звали Тор Кирби. Того, которого она знала, — Тор Виндерваль . Очень по-разному.
— Хорошо, друзья, — сказала она. — Мы не стартуем ранее трех часов пополудни. Значит, вполне хватит времени осмотреть станцию.
Прошлое Тора Кирби было туманным. В данных, которыми располагала Хатч, отмечалось лишь, что он наследовал судьбу «удачливого водопроводчика». Что он мог делать на станции «Аутпост», оставалось непонятным. Уж не доставили ли сюда и впрямь человека из Северо-Американского Союза, чтобы поддерживать ток воды? Газовый гигант, ставший домом для станции «Аутпост», был единственной планетой этой системы, движущуюся по относительно стабильной орбите. Все остальное представляло собой хаос: орбиты планет разметаны в разные стороны, бывшие луны раскиданы по всей системе. Станция возникла как лагерь экспедиции, пытающейся изучить, что именно здесь произошло, почему все разбросано, а большая планета удержала и кольца, и большое семейство спутников. Теория гласила, что примерно двадцать тысяч лет назад произошла очень близкая встреча с другой звездой. Но доказать это было гораздо труднее, чем полагали авторы. Ник организовал для Джорджа и его группы демонстрацию модели этого события. Эксперты думали, что применительно к модели следует упростить суть, сведя ее к следующим исходным данным: расположение планет (оно повторяло момент прохождения); длительность события (она составляла три года); место, где находился незваный гость. Четыре планеты отбросило вместе, но их обнаружили во время странствия через межзвездную пустоту к тому самому месту, где им и полагалось быть. Остальные мчались вокруг солнца. А вот газовый гигант Глотка не пострадал, потому что во время кульминации события находился дальше всех от солнца. Неспособность исследователей обнаружить другое небесное тело породила подозрение, что на самом деле это была нейтронная звезда или, возможно, даже черная дыра.
Хатч уже видела эту модель и хотела выскользнуть из демонстрационного зала, как вдруг ее устройство связи ожило.
— Капитан Хатчинс? — Голос был женский. — Доктор Могамбо хочет, чтобы вы заглянули к нему в офис, если найдете свободную минуту .
Она очень удивилась: «Могамбо на станции „Аутпост“?»
— Он руководит геометрической группой, — пояснил голос. Хатч не очень поняла, что это значит.
Хатч поднялась на главный уровень и свернула в административный сектор.
— Вторая дверь справа, — подсказал голос. Его обладательница уже поджидала Хатч, когда та вошла. Оливковая кожа, черные волосы, широко открытые влажные глаза. «Преобладание арабской крови», — подумала Хатч.
— Сюда, пожалуйста. — Женщина встала из-за стола и открыла внутреннюю дверь. Могамбо, сидевший в мягком кресле, помахал Хатч в знак приветствия и выключил верхний свет, оставив гореть только маленькую лампу на столе.
Морис Могамбо был дважды удостоен Нобелевской премии. Обе награды принесли ему работы в области архитектуры пространства-времени и энергии вакуума. Хатч в определенный период своей службы фактически была его личным пилотом.
Он был необычайно высок. Еще выше, чем Джордж. Хатч подняла глаза и поздоровалась с узким галстуком доктора, украшенным автографом владельца. Могамбо коротко стриг бороду — очень необычную в век гладкого бритья. Его кожа была образчиком отполированного до блеска черного дерева. У него было тело атлета и длинные пальцы скрипача. Хатч припомнила его интенсивные тренировки и страсть к шахматам.
Все еще улыбаясь, он указал ей предназначенное для нее кресло. Хатч села, ожидая, когда исчезнет личина гения. Могамбо воспринимал окружающий мир как личное игровое поле. Он был человеком выдающимся, великодушным и умел очаровать собеседника, когда хотел. Но Хатч хорошо знала и ту его сторону, где таилась жестокость, и видела, как он крушил работы и карьеры, когда люди не оправдывали его ожиданий. «Нетерпимость к дуракам», — однажды заметил кто-то из его коллег, считавший это комплиментом. Хатч в конце концов пришла к выводу, что Могамбо считает дураками всех, кто лишен его способностей.
— Приятно вновь видеть тебя, Хатч. — Он наполнил два стакана, обошел вокруг стола и протянул один ей. Напиток был безалкогольный, лимон и лайм с легким привкусом имбиря.
— Взаимно, профессор. Прошло столько времени. — Почти восемь лет. Но она не забыла его. — Не знала, что вы здесь.
Они обменялись любезностями. Могамбо, как следовало из его объяснений, провел на станции «Аутпост» уже около двух месяцев. Они отправляли экспедиции в ряд районов, где имелись сверхплотные объекты и производились измерения искажений времени и пространства.
— Создается впечатление, — сказал профессор, — что физические характеристики пространства чрезвычайно разнородны. — Делая это замечание, он прикрыл глаза — возможно, просто рассуждал вслух. — Это вообще не то, чего мы ожидали. — Его улыбка увяла.
Хатч очень хорошо понимала, что Могамбо пригласил ее сюда не обсуждать проблемы физики. Но она приняла условия игры и задала несколько вопросов относительно его исследований, притворяясь, что ответы ей понятны. Рассказала, что полет к Обреченной оказался напряженным и беспокойным, все десять дней она была почти в испуге и никогда больше близко не подойдет ни к чему подобному.