– Оставь ее. Она – выбрала. Я уже слышу топот меркитских копыт.
…Всадники появились около полудня. Два десятка рослых меркитов, держа луки наготове, окружили курень.
– Эй, старуха! – грубо крикнул один из них Хоакхин. – Кто ты и где твой господин?
– Я служанка в курене Темуджина, – опустив глаза, степенно ответила женщина.
– Где твой хозяин и его братья?
– Ушли они...
– Смотри, старуха, ложь укорачивает жизнь, – крикнул предводитель меркитов. – А где ж его красавица жена?
Борте вышла навстречу меркитам.
– Что нужно вам, воины?
– Вот так прибыток! Сама Борте. Брат будет доволен! – захохотал предводитель меркитов. – Эй, старуха, я бы зарубил тебя, но дарю жизнь затем, чтобы ты сказала Темуджину: я, Тохтоа-беки, владыка удууд-меркитов, забрал твою женщину, как отец твой забрал Оэлун у брата моего Ике-Чиледу. – Он обернулся к своим воинам. – Эй, кому будет греть постель жена Темуджина? Чилгрэ-боко, ты вроде не так давно овдовел? Бери эту унгиратку себе!
Просыпаюсь от того, что кто-то теребит меня за плечо, сопит в ухо, жестким языком облизывает щеку. Открываю глаза. Собака. Обычная дворняга с шерстью песчаного цвета. Она отскакивает от меня и убегает, вывалив розовый язык и постоянно оглядываясь.
Солнце стоит довольно высоко. Утро. Щебечут птицы, журчит на перекатах вода, легкий ветерок качает верхушки можжевельника.
Нефедов лежит в стороне, в нескольких метрах от меня. Бросаюсь к нему. Крови нет. Профессор спокойно спит, чему-то улыбаясь во сне. Живой.
Чертовщина какая-то! Я отчетливо помню события вчерашнего дня. Безумных гетайров, дротики. Пронзенного насквозь Нефедова. Кровищу. И собственную смерть. Меня сперва ударили копьем, а потом добили мечом.
Но я весь целый! На мне – ни царапины! Проверяю оружие. Все патроны на месте, М-16 чистая, ни в стволе, ни на затворе нет пороховой гари.
Нагибаюсь, трясу Нефедова.
– Игнат! Вставай!
Он просыпается, несколько мгновений непонимающе хлопает глазами, потом хватается за грудь. Мы смотрим друг на друга. И, как по команде, хватаем рюкзаки и бежим вдоль реки обратно к скалам. Молча. Потому что нам обоим очень страшно.
Забившись в укромную расщелину, надежно защищенную густым кустарником, не садимся даже, а падаем на землю.
– Может, мы с ума сошли? – шепчет Нефедов.
– Оба сразу?
– Ну, а как тогда? В смысле – как объяснить? А?
Я пожимаю плечами.
– Может, газ какой. Галлюцинации…
– Ничего себе галлюцинации! – он бьет себя ладонь в грудь. – Вот сюда мне вошло! Я помню! А ты? Тебя тоже… – Нефедов сглатывает, – убили?..
– Да.
– Как?
– Насмерть!
– Дела-а… Может, попробуем подняться?
Я задираю голову и смотрю на отвесную каменную стену, уходящую в голубое небо.
– Ты ж сам говорил, что без снаряжения…
– Тогда чего делать?
Хороший вопрос. Я пытаюсь найти на него ответ с того момента, как очнулся целый и невредимый там, у реки. Где-то читал, что вообще существуют два извечных вопроса русской интеллигенции. Первый – «Кто виноват?», а второй как раз – «Что делать?». Нам, с одной стороны, проще, чем русской интеллигенции, ответ на первый мы знаем. Но от этого не легче.
– Слушай, – Нефедов понижает голос, наклоняется ко мне. – А может, ничего этого… – он обводит рукой вокруг себя, – вообще нет? Может, подмешал нам жрец какую-то дрянь в еду – и привет. Лежим мы сейчас в Пещере предков и смотрим красивые, занимательные сны, принесенные в жертву какому-нибудь махандскому богу.
– Да уж, красивые, – меня передергивает. – А зачем ему это надо?
– Ну, мало ли. Ты – пророк Пилилак. Может, они не хотели, чтобы ты уходил?
Я задумываюсь. Версия, выдвинутая профессором, вполне имеет право на жизнь. Стоп, а Телли? Разве можно любить человека, находясь в бреду? И тут же приходит следующая мысль, еще более абсурдная: а может, вообще все, что случилось со мной за последние месяцы – иллюзия? Некий гигантский фантом? Наследство, конь, разрыв с Надей, Бики, сумка, милиция, беседа со следователем КГБ, отчисление, армия, Афган – все это не по-настоящему?
– У меня сейчас мозги закипят, – жалуюсь я Нефедову.
– Ты сильно удивишься, но у меня тоже, – хмурится профессор.
Время идет. Мы вяло завтракаем, увязываем рюкзаки – и молчим, погруженные в собственные мысли. Наконец я не выдерживаю:
– Давай так: мы сейчас потихонечку выбираемся из этой щели и по краешку движемся вдоль гор. Обойдем всю долину по периметру. Не может быть, чтобы нигде нельзя было выбраться наверх!
– Увы, джентльмены, – раздается над нашими головами сипловатый голос. – Из этот долина нет выход.
Я бросаю рюкзак, хватаюсь за оружие. Нефедов каким-то чудом успевает взять свою М-16 раньше и теперь водит стволом поверху, пытаясь разглядеть говорившего.