Выбрать главу

В контексте погодных обстоятельств снег должен был восприниматься монголами двояко. С одной стороны, он увеличивал природные ресурсы пастбищ, поскольку без снега они были бы полностью опустошены скотом и превратились бы в пустыню. С другой стороны, снег представлял и смертельную опасность, когда покрывал траву и другую растительность, лишая скот подножного корма[63]. Особенно зловредным был природный феномен, получивший название «дзуд» или «зуд» и означающий «бескормицу». Это бедствие возникало в результате повторяющихся оттепелей и заморозков, когда под снегом формировался толстый и непробиваемый слой льда. Дзуд был страшен, так как мог охватить территорию почти всей Монголии, в отличие от засухи, которая никогда не имела столь глобального распространения[64]. Монгольские скотоводы существовали на лезвии климатического ножа, вскармливая в то же время несколько видов домашнего скота: овец, коз, коров, лошадей и верблюдов — совершенно разных и по своим потребностям, и по методам ухода за ними. В отличие от бедуинов Аравии, обходившихся одногорбыми верблюдами, и лесных народов тайги, разводивших оленей, монголы не были «специалистами одного профиля». Их стада нуждались в ротации пастбищ точно так же, как зерновые культуры — в смене полей[65]. Табунам коней и стадам крупного рогатого скота требовались более увлажненные пастбища, нежели для овец и коз, то есть имеющие ручьи и плодородные почвы. В Монголии это означало, что их надо было пасти отдельно от других животных. Овцы и козы имеют отвратительную привычку выщипывать траву до основания, ничего не оставляя более крупным животным. Мало того, они еще вытаптывают и вспарывают копытами землю, обнажая почву, которая в результате подвергается ветровой эрозии[66]. Правильное использование пастбищ требует того, чтобы давать им время от времени отдых от беспощадных зубов овец и коз и выпускать затем на поле других животных — коров или лошадей. Элементарный здравый смысл подсказывал не допускать того, чтобы из года в год на одном и том же поле паслись одни и те же животные. Одна из причин, помимо эрозии, — чисто техническая: накапливание навоза и мочи одного и того же вида животного со временем теряет эффект удобрения и приобретает свойства отравы, повышает не питательность растений, а опасность распространения заболеваний и эпидемий[67]. Все это означает, что для коров и лошадей надо выделять отдельные пастбища, либо вначале на них пасти коров и лошадей, а потом уж — овец и коз.

Разнообразие домашнего скота — пять видов — не может не создавать проблем для кочевников. Одна из них заложена в основе монгольской культуры: условно ее можно определить как противоречие между объективностью и субъективностью. Объективно наибольшую экономическую ценность для монголов представляли огромные отары овец, но субъективно они больше дорожили лошадьми. В системе предпочтений монголов домашний скот распределялся следующим образом: лошади, верблюды, коровы, овцы и козы[68]. Тем не менее, в общей численности домашнего скота овцы занимали от 50 до 60 процентов, составляя базис и опору примитивной экономики. Поскольку Монголия начала XX века ненамного отличалась от своей предшественницы XIII столетия, мы проиллюстрируем наши тезисы достаточно красноречивой, на наш взгляд, статистикой. В 1918 году в Монголии имелось 300 миллионов акров пастбищ, 1 150 000 лошадей, 1 080 000 голов крупного рогатого скота, 7 200 000 овец и 230 000 верблюдов. В 1924-м в Монголии было 1 350 000 лошадей, 1 500 000 голов крупного рогатого скота, 10 650 000 овец и коз и 275 000 верблюдов. К 1935 году эта статистика выглядела следующим образом: 1 800 000, 2 350 000, 17 700 000 и 560 000[69]. Хотя мы и отмечаем возрастание общей численности поголовья, происходившее в результате специальных экономических плановых мер, пропорциональное соотношение между различными видами животных сохранялось, как и очевидность преимущества овечьих отар.

вернуться

63

Lawrence Krader, 'The Ecology of Central Asian Pastoralism,' Southwestern Journal of Anthropology 11 (1955) pp. 301–326.

вернуться

64

To say nothing of permafrost. Owen Lattimore established that near Yakutsk the permafrost penetrated the soil to a depth of 446 feet (Lattimore, Studies in Frontier History p. 459).

вернуться

65

Barfield, Perilous Frontier p. 20.

вернуться

66

D. L. Coppock, D. M. Swift and J. E. Elio, 'Livestock Feeding Ecology and Resource Utilisation in a Nomadic Pastoral Ecosystem,' Journal of Applied Ecology 23 (1986) рр. 573–583.

вернуться

67

Lattimore, Mongol Journeys p. 165.

вернуться

68

Rachewiltz, Commentary p. 711.

вернуться

69

V A. Riasanovsky, Fundamental Principles p. 20; Hyland, Medieval Warhorse p. 126.