Выбрать главу

— Тогда все хорошо, мой Черный, — сказала она. — Ты плачешь от счастья и не осмеливаешься в этом признаться. Боишься, что любовь пропадет или улетит куда-то. Но пока мы вместе, она не пропадет и никуда не денется!

— Газель!

— Что ты?..

— Ты горячая, как солнце, и белая, как луна!

— Да, мой дорогой, мой сильный и храбрый Черный!

Белое облако, долго висевшее над скалой, все-таки откочевало, молчаливое, как и все прекрасное. Темно-синее небо гляделось в реку и любовалось своим отражением. Керулен пенился между камнями у излучины. Кусты и деревья на берегу устали от жары. На большом плоском камне, напоминавшем панцирь черепахи, лежали Тенгери и Саран. Сейчас они не разговаривали. Когда где-то поблизости треснула и переломилась ветка, Тенгери приподнялся, но Саран притянула его голову к себе.

Из воды выпрыгнула большая рыбина и со звонким плеском плюхнулась обратно.

На горячей спине каменной черепахи этого звука не услышали: влюбленные не замечали больше ничего вокруг.

Глава 14

ЛЮБОВЬ, ЛУНА И ЧИМ

К полудню Саран отвезла кожаные ведра с чистой посудой в орду и сразу вернулась. Тенгери ждал девушку у подножия скалы. Окутанные прохладой и тенью, они начали подъем. Оказавшись наверху, на гладкой покатой площадке, откуда открывался роскошный вид на окрестности, они то и дело поглядывали на белый песчаный камень с двумя березками по бокам, залитый сейчас ярким солнечным светом.

— Красиво здесь, — сказала Саран, подходя к самому краю скалы.

Внизу шумел поток, синий, как небо, а над его волнами летали вверх-вниз чайки, белые, как пена волн.

— Видишь его? Сейчас он такой маленький, как перевернутая чашечка.

— Да, Газель!

Они смотрели на камень, похожий на панцирь черепахи. Но мысли Тенгери далеко от скалы не удалялись. Он аккуратно разложил перед собой зубила, долота и молотки.

— Зачем тебе все это, Черный?

— Вот именно, зачем? — пробормотал он и подумал: «Ну, Тенгери, давай, самое время!»

Долота, зубила и молотки лежали в полном порядке, но он начал их зачем-то перекладывать. Саран спросила:

— Что с тобой? Что ты собираешься делать, Черный?

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— У тебя такой вид, Газель, будто ты боишься, что я хочу тебя ими убить.

— Но…

— Не спорь!

— Ох и выдумщик ты, Черный!

— Ты присядь лучше, Газель, и смотри в сторону орды.

— А ты что станешь делать?

— М-да, что я стану делать? — Он тяжело вздохнул, искоса посмотрев на нее. — Я кое-что выдолблю в скале, — сказал он вдруг.

— Да? Луну? Или солнце? Огонь? Я угадала, Черный? Я видела в лесу камни с выбитыми на них луной, солнцем и языками пламени.

— Такие камни есть, — кивнул он, приставив долото к камню. Она не заметила, как дрожат его руки. — Только я хочу выбить в камне не луну, не солнце и не языки пламени, Газель, а…

— Может быть, меня, Черный? — рассмеялась она.

— Не исключено, — неуверенно проговорил он.

— Да я пошутила, Черный!

— А я нет!

— Черный!

— Сиди молча и не болтай! — Он взял другое долото и вытер тыльной стороной руки пот со лба и бровей.

На какое-то время Саран действительно умолкла, но ненадолго, ее мучил вопрос, почему он не сказал ей об этом раньше.

— Ты бы мог объяснить мне это еще внизу, у песчаного камня.

— Что? Что объяснить?

— Нет, ты и вправду хочешь выбить меня в камне?..

— Конечно, Газель!

Она вскочила на ноги и порывисто обняла Тенгери.

— Только чтобы никто об этом не узнал! — предупредил он. — И сядь, прошу тебя! Сиди и молчи!

Саран села, но сразу угомониться не смогла:

— Ты мне на один-единственный вопрос ответь, слышишь, Черный? Почему ты не сказал мне сразу, что хочешь…

— Почему, почему! — перебил ее он. И, понизив голос, добавил: — А если у меня ничего не выйдет, Газель? Что тогда будет?

— Тогда? — Девушка отвернулась и смотрела сейчас, как он и просил, в сторону орды. — Ничего такого не случится, Черный! Допустим, мой нос получится у тебя чересчур длинным, а рот огромным. Ничего страшного, Черный! Разве мало вокруг других камней, чтобы не попытаться еще раз, а потом еще?..

— Газель!

— Молчу, молчу!

Сейчас он был просто счастлив, и руки его больше не дрожали. Прошло довольно много времени, пока он не обратился к ней:

— Как это было замечательно… то, что ты мне сказала, Газель… Я насчет этих камней и того, что на них выбито. Нет, правда, это было замечательно. Я очень люблю тебя, Газель.