Саран продолжала хранить молчание и сидела в прежней позе, не шевелясь. Но по выражению ее лица Тенгери понял, до чего она рада его словам. Время от времени верховой ветер шевелил волосы Саран, которые свисали у нее до пояса, и даже набрасывал их на веточки невысокого куста, проросшего из камня. Тогда он подходил и освобождал их, целовал Саран и шептал:
— Газель моя! Моя Газель!
Вечером на песчаный камень под высокой отвесной скалой упали последние лучи заходящего солнца, и он казался красным, а там, где по нему долбил Тенгери, — ярко-красным. Голову Саран на камне толком разглядеть было еще нельзя, но он сказал девушке:
— Завтра в этот час она будет выглядеть совсем иначе, Газель!
— А теперь что будем делать, Черный?
— Останемся здесь, — твердо проговорил он.
— Черный! — воскликнула она и снова вскинула голову, как испуганный зверек.
— Когда луна взойдет над лесом, — прошептал он, — я кое-что скажу тебе.
Глаза ее расширились: она догадалась, о чем пойдет речь. Они прислонились спинами к песчаному камню и глядели в сторону орды. По степи носились гонцы и пастухи. С холмов стекали потоки воинов, тысячи которых возвращались с учений. А впереди них лениво летели стаи вспугнутых ими ворон. Потемневший Керулен торопливо стремил свои воды к излучине.
— Посмотри-ка на солнце, Газель!
— И что?..
— Правда, оно подпрыгивает?
— Подпрыгивает? Солнце подпрыгивает, говоришь?
— Да! Когда на него заглядишься, оно подпрыгнет. Конечно, это только так кажется, будто оно подпрыгивает, понимаешь, Газель?
Большой красный диск касался теперь высоких травинок в степи.
— Оно подпрыгивает! Нет, правда, оно подпрыгивает, Черный! — ликовала Саран.
— Вот то-то и оно! — И без всякого перехода Тенгери сказал: — Однажды — давно это было, Газель, — я тоже сидел под камнем у озера, на берегу которого росли три кедра. Когда я открыл глаза, потому что услышал поблизости от нас какие-то крики…
— От кого это — «от нас»?
— Я был там с приемными отцом и матерью, Саран. И вдруг нас окружили десять всадников. С копьями, мечами и боевыми топорами. Они словно из солнца вынырнули, эти воины, а солнце в тот день было похоже на сегодняшнее.
— А потом что было?
— Три кедра у озера стояли такие же красные, как этот камень, что у нас за спиной. Мой отец любил кедры, он так говорил о них: «Кедры не умирают, они растут из прошлого в будущее, они живут среди нас как могучие великаны, они — свидетели времен. И когда ветер набрасывается на них, они начинают рассказывать, как умудренные жизнью седовласые старцы. Кто научится понимать их, тот наберется мудрости, сын мой».
— Что нужно было этим всадникам, Черный?
— Вечером того же дня они убили отца и мать. А заход солнца был таким же, как сегодня.
— Почему?..
— Говорят, он оказал неповиновение хану.
Девушка долго смотрела на него со стороны, словно восхищаясь тем, что его родители оказались людьми, которые отказали хану в повиновении.
— Мало таких, Черный, кто не покорился бы хану.
— Да, таких немного.
Они, как будто сговорившись, посмотрели в сторону Холма Непокорных, который был уже в тени. Саран не стала выспрашивать, в чем выразилось неповиновение приемных родителей Тенгери, а сказала:
— Солнце зашло, Черный. Но оно подпрыгивало, ты точно подметил.
Некоторое время они еще посидели молча, прислонившись спинами к нагревшемуся за день камню, а ведь уже спустился вечер, и вся орда с ее светлыми войлочными юртами и кибитками казалась сейчас широкой светлой дорожкой из отбеленного льна, протянувшейся по всей долине реки. До них доносились отдельные звуки: блеяли овцы, которых пастухи закрыли в загонах, ржали лошади на водопое, там и тут лаяли собаки и во все горло кричали наигравшиеся за день детишки.
Тенгери нашел в скале расщелину, которая могла сойти за пещеру. Снаружи ее защищали от ветра молоденькие березки да худосочные кустики. Ничего, переночевать можно. Приведя сюда Саран, он опять сказал ей:
— Садись!
Тенгери и Саран приняли ту же позу, что и днем на спине каменной черепахи: Саран обняла его колени, положила на них голову и уставилась на вход в расщелину — вот-вот должна была взойти луна. Они коротали время, пытаясь угадать, над верхушкой какого дерева она появится. Девушка указала на ель, черневшую справа на фоне неба. А ему, конечно, пришлось указать налево. Но луна вынырнула не справа и не слева, а как раз посередине; ее восход угадывался по светлому темно-желтому пятну, которое все увеличивалось, вливаясь в синеватую темень.