Выбрать главу

А что до Гаира, то он с двадцатью тысячами храбрецов и подобных львам воинов укрылся в крепости; а, как сказал поэт,

Смерть в презренном деле имеет тот же вкус, что и в деле великом[262]. Обречены на смерть и старые, и молодые; никто не остается в этом мире вечно.

поэтому они в своем сердце твердо решили принять смерть и, простившись друг с другом, по пятьдесят человек вырывались из крепости и бросались на копья и мечи.

Лязгают пики и с нашей, и с их стороны, подобно зубам голодного крокодила[263].

И каждый из них сражался до последнего вздоха; и поэтому множество монгольских воинов также было убито. И так битва продолжалась целый месяц, до тех пор, /66/ пока в живых остались только Гаир и двое других, и он все равно продолжал сражаться, не поворачивая спины и не спасаясь бегством. Монгольская армия вошла в крепость, и он укрылся на крыше; но и тогда он с двумя своими спутниками не сдавался. И так как солдатам было велено захватить его в плен и не подвергнуть смерти в бою, то, повинуясь приказу, они не могли убить его. Тем временем его товарищи приняли мученическую смерть, и у него не осталось помощников. Тогда жены и девы стали подавать ему кирпичи с дворцовых стен, а когда и они кончились, он был окружен монголами. И после того, как он испробовал множество хитростей и предпринял множество нападений, и уложил множество людей, он угодил в капкан плена и был крепко связан и скован тяжелыми цепями. Сравняв крепость и городские стены с землей, монголы ушли. А тех из простого народа, кто избежал меча, они увели с собой, чтобы они служили в войске (ḥashar) или занимались своим ремеслом. И когда Чингисхан двинулся от Бухары к Самарканду, они тоже направились туда. А что до Гаира, то в Кок-Сарае[264] его заставили испить чашу небытия и облачиться в одежды вечности.

Таков обычай высокого неба; в одной руке оно держит корону, а в другой — аркан[265].

[XIII] О ПОХОДЕ УЛУШ-ИДИ[266] НА ДЖЕНД И О ЗАВОЕВАНИИ ЭТОГО КРАЯ

Завоеватель мира Чингисхан разослал во все края указ, сообщающий о том, что его долг — освободить эти земли от врагов, и потребовал, чтобы его сопровождали эмиры, представляющие всех его сыновей и родственников, так же как и он направлял своих эмиров и свои отряды в другие армии. В месяц... он исполнил свое намерение и поспешил навстречу Судьбе, которую не обмануть никакой хитростью, или Смерти, которую не отвратить никаким оружием.

Прежде всего, приблизившись к городу Сугнак[267], расположенному по обе стороны реки неподалеку от Дженда, он отправил вперед Хасан-хаджи[268] как своего посланника. Этот Хасан-хаджи, будучи купцом, давно состоял на службе у Завоевывающего Мир Императора и был принят в число его приближенных. Передав послание, он, на правах знакомого и родича жителей города, должен был дать им совет покориться, чтобы сохранить в неприкосновенности свою жизнь и свое имущество. Вступив в город, он зачитал указ, но не успел он произнести слова вразумления, как головорезы, мерзавцы и негодяи (sharīrān va aubāsh va runūd), собравшиеся со всего города, подняли шум и с криками «Аллах акбар!» предали его смерти; выдавая свой поступок за священную войну и желая получить большое вознаграждение за убийство этого мусульманина; в то время как в действительности этим нападением они показали свою слабость, и это насилие стало причиной смерти всех. «Когда приходит назначенное время, верблюд склоняется над ямой с водой».

Когда Улуш-иди получил это известие, он повернул свои знамена против Сугнака и, воспламененный огнем гнева, бился без отдыха от рассвета до заката. Семь дней сражались они под его началом и взяли город штурмом, закрыв двери прощения и милосердия, и, мстя за жизнь одного-единственного человека, вычеркнули из книги жизни почти всех его жителей.

Управление этим местом было поручено сыну убитого Хасан-хаджи, с тем чтобы он мог собрать вместе уцелевших, которые все еще прятались по углам; и, выступив оттуда, монголы захватили Озкенд[269] и Барджлык-Кент, где не было всеобщего избиения, /68/ так как население не оказало большого сопротивления. Затем они двинулись на Ашнас[270], гарнизон которого, состоявший по большей части из отъявленных мерзавцев и негодяев (runūd va aubāsh), сражался очень храбро, так что большая его часть погибла мучительной смертью.

вернуться

262

Из касыды Мутанабби (М. К.).

вернуться

263

Мутхаллам ибн Рийя аль-Мурри, поэт Хамасы (М. К.).

вернуться

264

Очевидно, пригород Самарканда, окружавший одноименный дворец (так впоследствии был назван дворец, построенный для Тамерлана). См. Бартольд, Туркестан, 412, а также ниже.

вернуться

265

Shahnama ed Vullers, 512, I. 1234.

вернуться

266

ALŠ AYDY (в манускриптах B и D-ALWŠ AYDY), у Рашид ад-Дина — «господин улуса», т. е. Туши (Джучи). См. мою статью 148-152, где я высказываю предположение, что этот титул, как и Улуг-нойон в случае Толуя, был присвоен Джучи после смерти, чтобы избежать упоминания его настоящего имени. Рашид ад-Дин (Смирнова, 199-201), не поняв, что Улус-иди и Джучи были одним и тем же лицом, представил первого генералом, осуществлявшим командование войском совместно с последним. Березин (XV, 171) отождествлял Улус-иди с идикутом, правителем уйгуров, а Бартольд (Туркестан, 416, прим. 1) — с Джадай-нойоном из племени манкутов. О различиях между улусом, или «peuple-patrimoine», и земельным уделом, юртом или нунтуком, см. Vladimirtsov, Le régime social des Mongols, 124 et seqq.

вернуться

267

SQNAQ. Развалины Сугнака, или Сыгнака, известные как Сунак-курган, находятся в шести или семи милях к северу от почтовой станции Тумен-Арык в Казахстане. См. Бартольд, Туркестан, 179.

вернуться

268

Бартольд уже высказал предположение (ук. соч., 414), что Хасан-хаджи, вероятно, не кто иной, как Асан, торговец-магометанин, которого монголы встретили у Балчжуны (Тайная история, § 182).

вернуться

269

См. прим. 154 к [VIII]. Точное месторасположение Озкенда неизвестно: возможно, он находился в горах Каратау. См. Бартольд, ук. соч., 179.

вернуться

270

AŠNAS. Развалины Ашнаса, известные как Асанас, находятся на левом берегу Сырдарьи, в 17 милях (27 км) от береговой линии и в 20 (32 км) — от почтовой станции Бер-Казан. См. Бартольд, ук. соч., 170, прим. 4.