И когда он покончил с этими занятиями, то занялся управлением государством и ведением дел.
Прежде всего он издал ясу о том, что все распоряжения и приказания, которые были ранее изданы Чингисханом, оставались бы в силе и соблюдались и охранялись бы от изменения, и переиначивания, и путаницы. А со всех сторон тем временем пришли доносчики и осведомители доложить и сообщить о делах каждого из эмиров и правителей. Но Каан сказал: «Любую поспешную речь, до нашего восшествия на престол исторгнувшуюся из уст любого человека, мы простим и забудем о ней; но если с этого времени какой-либо человек задумает совершить что-либо противное старым и новым распоряжениям и ясам, наказание и кара тому человеку будут соразмерны его преступлению».
И, издав эти ясы, он отправил войска во все страны мира.
В Хорасане и Ираке еще не унялся огонь вражды и беспорядков, да и султан Джелал ад-Дин там все еще не унимался. Он направил туда Чормагуна[564] с несколькими эмирами и тридцатью тысячами воинов.
/150/ В землю кифчаков, саксинов и булгар он послал Кокетея[565] и Субутая-бахадура[566] с таким же войском.
И в Тибет и Солангай[567] он подобным образом послал большие или меньшие силы; в земли китаев же он решил отправиться лично в сопровождении своих братьев.
Все эти походы будут описаны ниже, так что способ осуществления и характер каждого из них станут известны — если Господь Всемогущий того пожелает.
[XXX] О ПОХОДЕ ИМПЕРАТОРА МИРА КААНА ПРОТИВ КИТАЕВ И О ЗАВОЕВАНИИ ИХ СТРАНЫ[568]
Когда корона власти была благополучно возложена на голову Императора Мира, а невеста-империя заключена в объятия его могущества, он, послав войска во все страны мира, исполнил свое намерение и лично отправился в землю китаев в сопровождении своих братьев Чагатая и Улуг-нойона и других царевичей, а также такого числа подобных левиафанам воинов, что пустыня от сверкания их оружия и от столкновения их лошадей стала как бушующее, вздымающееся волнами море, ширину и протяженность которого человеческий разум не мог вообразить, а центр и берега которого не были видимы глазу. Равнина от натиска конницы становилась как горы, а холмы превращались в равнину от ударов лошадиных копыт.
Прежде всего они подошли к городу, называемому *Ходжанфу-Балакасун[569] и осадили его со всех сторон, начиная от берега реки Кара-Мурен[570]. /151/ Расположив свое войско кольцом, они возвели новые укрепления; и на протяжении сорока дней они яростно сражались, и тюркские лучники (которые, если пожелают, могут ударами стрел сбивать звезды) стреляли с такой меткостью, что
Когда жители города поняли, что сопротивление стрекалу не принесет никаких плодов, кроме раскаяния, а спорить с судьбой — значит накликать несчастье и отвращать [Судьбу], они запросили пощады и от слабости и страха сельские жители и горожане
в то время как китайские солдаты, числом до тумена, взошли на построенный ими корабль и уплыли. Великое число горожан, простерших свои руки к сражению, были отправлены «на огонь Господень из ад Его», а их детей и юношей увели в оковах рабства и отправили в разные места.
И когда монголы уходили от этого города, Угэдэй послал вперед Улуг-нойона и Гуюка с десятью тысячами человек, а сам он медленно подтягивал тылы. Когда Алтан-хан[571], который был ханом тех стран, услышал известия о приближении монгольской армии, он послал против них двух своих генералов, Кадай-Ренгу и Камар-Некудера[572] со ста тысячами отборных людей. Армия китаев, чрезмерно уверенная в себе вследствие своей силы и количества, а также малочисленности монголов, полностью их окружила и стояла кольцом вокруг них, надеясь так привести монгольское войско к своему хану, чтобы он устроил им смотр и сам нанес последний удар.
Улуг-нойон увидел, что пояс сопротивления туго затянут и что китаев можно было победить хитростью и уловками — ибо «война есть обман», — и их свеча погасла на ветру лжи. Среди монголов был один канглы, который был очень искусен в науке яй[573], то есть использовании дождевого камня. Улуг-нойон велел ему показать свое искусство и приказал всему войску надеть плащи поверх зимней одежды и не сходить с коней три дня и три ночи. Канглы занялся своим волшебством, так что за спинами у монголов начался дождь, и в последний день дождь превратился в снег, к которому добавился холодный ветер. От такого чрезмерного летнего холода, какого китайское войско не видело и зимой, оно пришло в уныние и смятение, а монгольская армия приободрилась и воодушевилась. Наконец —
564
JWRMAΓWN. Chormaqan в
565
KWKTAY. Ср. с Кокедеем, который участвовал в посольстве Газан-хана к папе Бонифацию VIII. См. Mostaert and Cleaves,
566
Читается SBTAY вместо формы SNTAY, используемой в тексте, которая, тем не менее, соответствует SWNDAY у Рашид ад-Дина (Blochet, 18), т. е. имени Сонитей или Сонидей — «человек из племени сонит». Человек с таким именем действительно есть в списке командиров Чормагуна. См. Grigor, 303. Изначально его имя было Чагатай, но после смерти его тезки его заменили именем Сонитей. См. Рашид ад-Дин, перевод Хетагурова, 100, а также мою статью
567
SLNGAY. Северная Корея или северные корейцы, Solongqas в Сокровенном сказании, Solongi у Карпини и Solanga у Рубрука. Вероятно, это экспедиция под предводительством Чжалаиртая, упоминаемая в Сокровенном сказании, § 274. Также см. прим. 519 к [XXX] ч. 1.
568
Описание этой капании, основанное на китайских источниках, см. в Franke,
569
Читается XWJANFWBLQSWN вместо XWJATBWNSQYN текста. Ходжанфу — это китайский Хэ-чунг-фу (Ho-chung fu), современный Пу-чоу. Что же касается Балакасуна, эту форму предложил мне профессор Кливз в письме от 14 июня 1955 г. Как он отмечает в следующем письме, датированным 2 августа 1955 г.,
570
QRAMWRAN. Буквально «Черная река» — монгольское название Хуанхэ, или Желтой реки, Caramoran Марко Поло и фриара Одорика.
572
QDAY RNKW или QMR NKWDR. Из этих двух генералов империи Цзинь первый, как отмечает профессор Кливс в письме от 14 июня, без сомнения, не кто иной, как Хада
573
Тюркское слов