А что до нас, то ради сохранения нашего доброго имени мы будет копить сокровище в уголках человеческих сердец, и ничего не будем откладывать на завтра.
Вышесказанное является лишь кратким рассказом о его деяниях. Быть может, те, кто услышит и прочитает эти строки, сочтут эти утверждения относящимися к разряду тех, о которых говорят: «Чем прекрасней стихи, тем больше в них лжи». Чтобы доказать их истинность, мы в краткой форме, свободной от случайных преуменьшений или преувеличений, изложим несколько случаев, которые полностью это подтвердят, хотя в действительности они лишь малая часть множества, как один из тысячи.
[i] В ясе записано, и есть у монголов обычай, что в весеннее и летнее время никто не может сидеть в воде днем, или мыть руки в ручье, или набирать воду в золотые и серебряные сосуды, или раскладывать на земле выстиранную одежду; поскольку они верят, что такие действия усиливают гром и молнию. Ибо в стране, где они живут, дожди идут по большей части с начала весны до конца лета, и раскаты грома таковы, /162/ что, когда он грохочет, «они кладывают свои пальцы в уши от ударов грома, боясь смерти»[601], а молния вспыхивает так ярко, что «готова отнять их зрение»[602]; и было замечено, что когда сверкает молния и грохочет гром, они становятся «немы, словно рыбы»[603]. Каждый год, когда в одного из них ударяет молния, они изгоняют его племя и его семью из числа других племен на трехлетний срок, в течение которого они не имеют права находиться в ордах царевичей. Точно так же, если поражается животное в их стадах и отарах, изгнание длиться несколько месяцев. И когда случается такое, они не едят никакой пищи до конца месяца, и, как происходит у них во время траура, устраивают праздник (süyürmishī) в конце месяца.
Однажды, когда Каан вместе с Чагатаем возвращался из своих охотничьих угодий, они днем увидели мусульманина, сидящего в ручье и моющегося. А Чагатай очень ревностно следил за соблюдением ясы и не щадил никого, кто хоть немного от нее отступал. Когда он увидел этого человека в воде, от огня охватившего его гнева он хотел предать землю его существования ветру уничтожения и отрезать источник его жизни. Но Каан сказал: «Сегодня уже поздно, и мы устали. Этот человек будет находиться в заключении до завтрашнего дня, когда мы сможем рассмотреть это дело и узнать причину нарушения им ясы». И он приказал Данишманду Хаджибу присмотреть за тем человеком до утра, когда будет установлена его вина или невиновность; он также тайно приказал Данишманду бросить в воду, в то место, где сидел человек, балыш серебра и научить его, когда его будут допрашивать, отвечать, что он бедный человек со множеством долгов и что этот балыш был для него целым состоянием и именно потому он поступил столь необдуманно. На следующий день виновный был допрошен в присутствии Каана. Каан сочувственно выслушал его оправдание, но из предосторожности кто-то сходил к тому месту, и балыш был вытащен из воды. Тогда Каан сказал: «Кому только могло прийти в голову подумать о том, чтобы нарушить нашу ясу и наши указы /163/ или хотя бы на волосок отклониться от них? Но, похоже, что это человек имеет малый достаток и скудное имущество, поэтому он пожертвовал собой из-за одного-единственного балыша». Он велел дать тому человеку десять балышей в придачу к тому одному; и с него было взято письменное обязательство впредь не совершать подобного поступка. И так он не только сохранил свою жизнь, но и приобрел имущество. И свободные люди стали рабами этого деяния, что было лучше, чем несметные сокровища.
[ii] Когда они только пришли к власти, они ввели ясу, что никто не может убивать животных, перерезая им горло, а только распарывая грудь, как принято у монголов.
603
Ср. у Рубрука: «Они никогда не стирают одежду, ибо они говорят, что бог разгневается из-за этого, и будет гром, если они повесят ее сушить. Они даже могут побить тех, кого застанут за стиркой. Грома они боятся чрезвычайно; и когда гремит гром, они изгоняют из своих жилищ всех чужих, заворачиваются в черный войлок и так прячутся, пока он не пройдет» (Rockhill, 75-76).
604
Из касыды Ибрагима ибн Утман аль-Газзи в честь Абу-Абдаллы, правителя Кермана (М. К.). Этот случай описывается и у Джузджайни. См. Raverty, 1107-1109.