Он не отдаст богу душу, пока не исполнит свое желание». Этот человек, не успев получить все свои балыши, умер. Этот рассказ привел к порогу Каана множество людей.
[vii] Один человек пришел к нему и попросил пятьсот балышей для какого-то дела. Он приказал удовлетворить его просьбу. Его придворные указали ему на то, что этот человек не имел никакого положения и что у него не было и гроша за душой, а его долги равнялись тому, что он просил. Каан велел им удвоить сумму, с тем чтобы половину ее он мог использовать как капитал, а оставшееся отдать кредиторам.
[viii] Был найден документ, в котором говорилось, что в таком-то и таком-то месте в его владениях было спрятано сокровище, зарытое Афрасиабом. И там было также написано, что все вьючные животные той области не смогут поднять это сокровище. Но Каан сказал: «Какая нужда нам от сокровища, спрятанного другим? Мы дарим его всем слугам Всемогущего Господа и нашим собственным подданным».
[ix] И пришел к нему ортак[609] и получил капитал в пятьсот балышей. Он ушел и через некоторое время вернулся, сказав, что у него не осталось ни одного балыша, и придумав совершенно невероятное объяснение. Каан приказал опять выдать ему такую же сумму. Через год он вернулся еще более нищим, чем в первый раз, и придумал другое оправдание. Ему дали еще пятьсот балышей. Когда он вернулся в третий раз, бетикчи побоялись передавать его слова. Вместо этого они осуждали его расточительность и неумеренность, говоря: «Он растрачивает и пускает по ветру эти деньги в такой-то и такой-то стране». «Как, — спросил Каан, — можно пустить по ветру балыши?» Ему ответили, что он отдавал их недостойным людям и тратил их на еду и питье. «Поскольку балыши находятся там и поскольку люди, которые берут их у него, тоже наши подданные, деньги остаются у нас в руках, а не валяются под ногами. Дайте ему столько же, сколько дали в первый раз, но скажите, чтобы он больше не был таким расточительным и неумеренным».
[x] В стране китаев есть город *Таянфу[611], жители которого подали прошение, в котором говорилось: «Мы задолжали восемьсот балышей, что станет нашей погибелью, и наши кредиторы требуют из вернуть. Если будет приказано нашим кредиторам отсрочить выплату долга, мы потом сможем постепенно с ними расплатиться и не будем разорены и рассеяны». «Если мы прикажем этим кредиторам дать им отсрочку, они понесут большие убытки, а если мы оставим все как есть, люди будут разорены и станут бездомными».
Поэтому он издал указ, который был объявлен во всем государстве, чтобы всякий, кому они были должны, /168/ принес подтверждающий это документ или чтобы должник привел кредитора, и тогда он получит деньги из казны. И дверь казны, которая никогда не закрывалась, распахнулась еще шире, и люди приходили туда и получали балыши; и среди них были многие, кто не имел долгов, но они прикинулись должниками и кредиторами и тоже получили балыши; и так они получили сумму вдвое больше названной.
[xi] Когда он был на охоте, один человек принес ему два или три арбуза. Ни у кого из его слуг не было с собой ни балышей, ни лишней одежды, но у Могэ-хатун[612], которая присутствовала там, в ушах были две жемчужины, подобные двум ярким звездам в созвездии Малой медведицы, когда они сияют еще ярче в присутствии луны. Каан приказал отдать жемчужины тому человеку. Но так как они были очень дорогими, она сказала: «Этот человек не знает ни их стоимости, ни их ценности, — это все равно что кормить шафраном осла. Если велеть ему прийти завтра в орду, он получит там балыш и одежду». «Он бедный человек, — ответил Каан, — и не может ждать завтрашнего дня. А куда денутся эти жемчужины? Они тоже в конце концов вернутся к нам.
608
Из хорошо известного стихотворения Умайя ибн Абус-Салт ат-Такафи в честь Саифа ибн Ду-Язана, цитируется в
609
611
В тексте ṬAYM’W, которое я исправил на ṬAYNFW, т. е. Tayanfu. Ср. с Taianfu у Марко Поло, т. е. Tʽai-yuan fu, который в то время был столицей провинции Шаньси. См. Yule,
612
MWKA Согласно Рашид ад-Дину (Хетагуров, 149-150), она была дочерью правителя Бекрина, который выдал ее замуж за Чингисхана. После его смерти она, согласно монгольским обычаям, стала женой его сына Угэдэя, который «любил ее больше других своих жен, так что они завидовали ей» (см. стр. 148, где утверждается, где он любил ее «больше своих прочих жен»). Очевидно, она была женщиной очень привлекательной наружности. Чагатай также был влюблен в нее и, слишком поздно попросив ее руки, отказался от предложения выбрать вместо нее любую из жен своего отца. Угэдэй не имел от нее детей, и, возможно, поэтому она не упоминается среди его жен и наложниц (Blochet, 3-4).