Другим из этих вождей был не менее знаменитый Субэдэй-багатур, появление которого в свите Темучина тоже в совсем молодых годах приблизительно совпадает с появлением в ней Джебе-нойона. Субэдэй, происходя из северного племени урянхов, не обладал пылкостью характера Джебе и его страстью к приключениям; в его действиях преобладал расчет; работая вместе, они друг друга удачно дополняли.
Итак, с тайчиутами было раз навсегда покончено. Искусная политика Темучина, побудившая его заключить союз с Ван-ханом, — союз, в котором он, подавляя свое властолюбие, согласился на подчиненную роль «сына» кереитского государя, — позволила ему сокрушить восточных врагов объединения монгольского племени. Теперь он мог посвятить свою энергию преследованию более обширных целей. Ко времени достижения Темучином 30-летнего возраста одна из этих целей вполне определилась, а именно: подчинить себе все населяющие Монгольское плоскогорье племена и народы, чтобы образовать из них единое и сильное целое.
IV. Темучин провозглашается Чингисханом группой аристократии
В результате военных успехов и создавшейся репутации Темучина как идеального степного правителя «люди стекались к его девятихвостому знамени уже не семействами или десятками, а сотнями… Он собрал около себя двор, правда, без мергеров и советников, но составленный из людей воинственного духа[48] и глубоко ему преданных».
Так как вокруг Темучина теперь собралась большая часть монгольских вождей с их людьми, то они, обсудив это дело на собрании, единогласно признали момент соответствующим для провозглашения его ханом-императором. Самые знатные из участвовавших в этом собрании представителей степной аристократии — Алтан, Кучар и Сача-беки, не пожелавшие выставлять своих претензий на сан кагана, чтобы не перебивать кандидатуры избранника огромного большинства — Темучина, — после состоявшегося решения объявили ему об этом от имени собрания в следующих выражениях:
«Мы хотим провозгласить тебя каганом-императором. Когда ты станешь каганом, то в битвах с многочисленными врагами мы будем передовыми, и если полоним прекрасных девиц и жен, то будем отдавать их тебе. В облавах на зверей мы будем выступать прежде других и пойманных зверей будем отдавать тебе. Если мы в ратных боях преступим твои приказы или в спокойное время повредим делам твоим, то ты отними у нас жен и имущество и покинь нас в безлюдных пустынях».
«Так поклялись они, — продолжает „Сокровенное сказание“, — и провозгласили Темучина каганом и нарекли его Чингисханом».
В этих словах подчинения можно, однако, прочесть между строк и об обязанностях, которые, по понятиям избирателей, должен нести избранный император. Обязанности эти состоят в том, что он должен вести их к победам — к тем победам, которые доставляют степняку-кочевнику вожделенные блага жизни: чернооких красавиц, горячих скакунов, тучные пастбища для скота, привольные места для охоты. По выделении для повелителя законной части всех этих благ должно оставаться достаточно и для его сподвижников.
Мы нигде не встречаем удовлетворительного объяснения названия «Чингис». На языке западных монголов — ойратов-калмыков — в буквальном значении это слово значит «крепкий», «сильный»[49]. Но эти определения должно отнести не столько к понятию физическому, как к духовному: уму, характеру и т. п. На этом основании некоторые писатели слово «Чингис» считают равнозначащим понятию «непреклонный», которое, правда, близко подходит к характеру Темучина, но все-таки представляется односторонним, так как заключает в себе идею твердости только воли, не касаясь ума и физической стороны человека. Если примем во внимание, что среди монгольской аристократии того времени существовали титулы: «багатур» (для физически сильных, храбрых), сецен (для мудрых), то имя Чингис, данное Темучину, вполне соответствует своему всестороннему значению, т. к. Темучин помимо своих выдающихся физических качеств, о которых упоминалось в предыдущих главах, был одарен редким умом, твердой волей, военным и организаторским талантами, красноречием; совокупность всех этих качеств в одном человеке можно определить одним словом «чингис»[50].
49
Так в кавычках записан у Рашид-ад-Дина точный перевод этого слова с монгольского, очевидно, со слов монгола Болота, услугами которого в смысле его знания монгольских преданий пользовался, между прочим, Рашид-ад-Дин.
50
Обычай давать другое имя ханам был и у монголов, и китайцев. Государи не называются в народе собственным именем из почитания к ним. Собственное имя их оставалось именем фамильным. В семье монгола и по сие время дети не называют собственными именами не только родителей, как у европейцев, но и братьев и сестер отца, а снохи не произносят слов, совпадающих с этими запретными именами: так, если тетку по мужу зовут Наган, что значит «белая», то слово «белый» вообще у нее заменяется другим словом, таким образом они имеют особый лексикон заменяющих слов. По утверждению профессора-монголоведа Вл. Котвича, у восточных монголов нет слова «чингис», между тем у ойратов-калмыков, т. е. у западных монголов, это слово потребляется и теперь в единственном переведенном у Рашид-ад-Дина смысле: это обстоятельство, по моему мнению, и создало у ориенталистов много разных толкований слова «чингис».
«Так последнее толкование (Ramstedt u Pelliot) выводит этот титул из монгольско-турецкого слова „тенгис“ — море, т. е. морской хан или хан мира (земель, омываемых морем) или всемирный хан. И действительно, Гуюк носит титул Далай-хана, как видно из печати на его письме к Папе (1246), найденном недавно в Риме». (Замечание проф. Вл. Котвича на рукописи этого труда). По моему мнению, это большая натяжка объяснения слова «чингис» от «тенгис». Дело в том, что слово «далай», у ойратов «дала», имеет двоякое значение; первоначальное: это значит бесконечное, великое, много, а затем — «океан». Так что титул Гуюка — Далай-хан — надо понимать в первом смысле слова далай или дала — «великий», а не во втором смысле — «океан». Что же касается отсутствия слова «чингис» у восточных монголов, по примечанию проф. Вл. Котвича в этом труде, то это обстоятельство очень удивило автора, так как у западных монголов-ойратов, к которым принадлежит автор, это слово сохранилось в значении, приведенном Рашид-ад-Дином. По мнению автора, это можно объяснить только тем, что по смерти Чингисхана это имя, под которым он был известен империи, а не собственное, бывшее фамильным, стало запретным в виде траура. По Рашид-ад-Дину известно, что официальный траур по Чингисхану длился два года, а траур на имя мог быть навсегда. Тот же Рашид-ад-Дин приводит два таких случая запрета имен в виде траура для народа по случаю смерти их носителей: одно из них было имя Тулуя, четвертого сына Чингисхана. Тули по-монгольски означает «зеркало», пишет Рашид-ад-Дин, очевидно, со слов монголов, поэтому народ стал называть зеркало по-турецки «кузку» (у калмыков очень редко употребляется «козил дур»). Видимо, под влиянием этого запрета и теперь у калмыков редко употребляется настоящее название зеркала — «толи». (См. русско-калмыцкий словарь Н. Бадмаева. Слово «толи» употребляет главным образом духовенство), а говорят описательно: «нюр юздек гэр», т. е. вещь (в раме), где смотрят лицо. То обстоятельство, что слова «чингис» и «толи» у восточных монголов отсутствуют, а у западных сохранились, можно объяснить влиянием траурного запрета, который у западных монголов действовал не так долго, как у восточных, откуда происходит Чингисхан, ввиду того что вскоре в конце царствования Кубилая западные начали враждовать с восточными монголами. Таким образом первое значение слов «чингис» и «тулуй», «толи» у Рашид-ад-Дина считаю правильным, т. к. соответствует значениям этих слов у ойратов. Выпадение же у восточных монголов этих слов объясняю траурным запретом хана. Затем титул Гуюка — Далай-хан надо переводить — Великий хан, а не морской или океанский, подобно тому как Далай-лама — Великий лама, далай нор — великое озеро.