В «повестке», которую одновременно послал Чингисхан Алтану и Кучару (Худжару), говорится:
«Я употребил много старания и усилия (на rурултае) и сказал: „Будьте вы царем и ханом“. Вы не согласились. Я был поставлен в крайность. Тебе, Худжар, я сказал: „Ты сын Хотул-кагана, который был царем“, — ты так же не стал. Когда вы гиперболически[59] сказали мне: „Будь ты ханом“, я по вашему слову стал ханом и сказал: „Становище и жилище предков и дедов я не оставлю стертым, не утрачу и не испорчу пути и устава их. Я думал, что если я царь и стал начальником войска для множества стран, то необходимо это обязательно, с приверженцами; я брал (войною) много табунов, стад, кибиток и людей и давал вам; для вас я на степной охоте устраивал переход и гнал в вашу сторону горных зверей“»[60].
На эти послания Ван-хану и Алтану с Худжаром ответил Чингисхану от имени их Сенгунь: «Будем сражаться; кто из нас одержит верх, будет ханом», — и приказал: «Выступить с войском, распустить знамена, бить в барабаны, вывести скакунов, чтобы сделать наступление и направиться на Чингисхана»[61]. Получив такой ответ, Чингисхан собрал совет, на котором большинство высказалось за продолжение борьбы с Ван-ханом. Тем временем ему удалось привлечь к себе нескольких новых союзников.
Итак, новый бой был неизбежен. Чтобы дать его в наиболее выгодных условиях, Чингисхан пустился на хитрость. Вместе со своим войском он скрылся в лесах так искусно, что неприятель потерял его след. Для розыска Чингисханова войска Ван-хан послал — вероятно, как лучше знакомого с местностью — взятого им в плен брата Чингисхана, Касара (Хасара), оставив у себя в качестве заложников для обеспечения исполнения данного поручения жену Касара с детьми. Касар действительно разыскал брата, который уговорил его, не возвращаясь лично к Ван-хану, послать к нему одного из своих людей с донесением, что монгольское войско нигде не найдено и с предложением послать к нему, Касару, доверенных людей для удостоверения, что в данной местности все пусто. Хитрость вполне удалась, доверенные люди прибыли, они были схвачены Чингисханом и, вероятно, по жестокому обычаю того времени, под пыткой или угрозой таковой открыли Чингисхану во всех подробностях положение кереитской рати. Оказалось, что она пребывает в состоянии полной беспечности, а в ставке Ван-хана идут нескончаемые пиры.
Заручившись этими ценными сведениями, Чингисхан быстро выводит свое войско из засады, форсированным маршем подходит ночью к неприятельскому лагерю, окружает его вместе со ставкой вождя и, несмотря на оказанное упорное сопротивление, наносит врагу на этот раз решительное поражение. Ван-хану с сыном, обоим раненым, удалось бежать с малой свитой, а большинство из его людей, оставшихся в живых, победитель забрал себе. Ван-хан спасся в стране найманов, но в скором времени был там убит; несколько времени спустя такая же судьба постигла его беспокойного сына Сенгуня. Это произошло, по Санан-Сецену, в 1196 году.
После этой победы произошел следующий случай, характеризующий отношение Чингисхана к побежденным врагам и ярко рисующий степные нравы. Один бывший багатур Ван-хана сказал Чингисхану: «Мне тяжело было дозволить вам схватить и убить моего законного господаря, поэтому я бился с вами три дня, чтобы дать хану время уйти дальше, теперь, велишь мне умереть, умру; а если даруешь мне жизнь, то поусердствую тебе». Чингисхан ответил: «Кто не захотел покинуть своего господина и, чтобы дать ему время убежать дальше, один сражался со мною, тот молодец. Будь моим товарищем»[62].
Так Чингисхан всегда и везде поддерживал аристократические начала: власть феодала над вассалом, господина над рабом, поощряя всегда верных слуг и наказывал смертью изменников своему господину, хотя бы последний был его врагом. Властелин монголов этим выражал истинные чаяния и идеалы степной аристократии, которая потому и гордилась своим вождем и была ему слепо предана.
Победа над кереитами, приведшая под власть Чингисхана это сильное когда-то племя, давшая, конечно, богатую добычу и способствовавшая еще большему распространению среди народов Монгольского плоскогорья громкой военной славы победителя, могла бы вполне удовлетворить честолюбие заурядного кочевого правителя. Но не из такого теста был сделан Чингисхан и не в его духе было почивать на лаврах после одержанных успехов.
60
Монголы выражались аллегорически и, так как не было в то время письменности, для легкости запоминания посыльному (повестки) излагались в форме стихов.
62
«Сокровенное сказание…». Пленный багатур, вероятно, командовал арьергардом кереитского войска.