Все это время видения из прошлого посещают меня с пугающим постоянством. Я становлюсь свидетелем начала великого похода на империю Цзинь.
Император тангутов прислал Чингисхану богатые дары и выражение покорности как раз тогда, когда армия монголов повернула на столицу империи Западная Ся.
- Ха, — сказал сын Есугея, разглядывая серебряные чаши и украшенное драгоценными камнями оружие. — Иногда можно завоевать царство почти без войны. Хорошо, пусть тангуты платят нам дань и не пропускают цзиньские караваны. Большего пока от них не требуется.
И повелитель монголов увел свои войска в родные степи. Он продолжал встречаться с купцами, хорошо знавшими земли империи Цзинь, и дни напролет проводил у своей песчаной карты.
В начале мая в ставку Чингисхана неожиданно прибыло богатое посольство от самого цзиньского императора Алтан-хана. Но сын Есугея не пожелал принять его согласно всем правилам и обычаям. В сопровождении Боорчу он выехал навстречу посольскому обозу и встретил посланцев императора в степи.
- Что вам нужно? — спросил Чингисхан, не слезая с коня.
- Мы везем скорбные вести, — приложив руки к сердцу, ответил ему разодетый в парчовые одежды глава посольства. — Великий Алтан-хан покинул этот мир и ныне вкушает все прелести владычества в ином мире, который, без сомнения, получил теперь правителя самого мудрого и самого…
- Кто сел на золотой трон? — перебил посла Чингисхан.
- Высокочтимый и высокородный князь Вый-шао.
- Что?! — воскликнул Чингисхан с деланным изумлением. — Этот болван? А я всегда думал, что «золотых царей» назначает само Вечное Синее небо…
И плюнув в сторону Великой Стены, он повернул коня, оставив посла в замешательстве.
Боорчу догнал своего повелителя и спросил:
- Темуджин, а ты разве знаком с князем Выем-шао?
- Знать не знаю, кто это.
- Почему же ты назвал его болваном?
- А только болван сейчас решится стать императором Цзинь, — расхохотался Чингисхан. — Впрочем, пусть пока греет трон. Я не люблю садиться на холодное…
Под вечер во главе большого отряда Чингисхан приехал к подножию священной горы Бурхан-Халдун. Багровый закат окрасил полнеба в кровавые тона. Шумели на ветру деревья. Монголы разбили лагерь. Запылали костры, горьковатый дым стелился над густыми зарослями, смешиваясь с ароматами жареного мяса.
Сын Есугея-багатура не стал дожидаться трапезы. Приказав не следовать за ним, Чингисхан в одиночестве поднялся вверх по склону и в сумерках остановился рядом с огромным кедром. Здесь, сняв шапку, он набросил пояс на плечи, расстегнул одежду и принялся истово молиться, отбивая земные поклоны.
Монголы верили, что Тенгри время от времени является на Бурхан-Халдун, чтобы отдохнуть от всех дел. В окрестностях горы никто не охотился, не собирал ягоды, не брал топливо для костров. Священная гора была улусом Вечного Синего неба.
- Великий Тенгри, душами предков заклинаю — яви свою милость, — шептал Чингисхан, вглядываясь во мрак. — Дай мне знак, одари крепостью духа, помоги осилить задуманное. Народ твой ныне един и силен. Пришло время сокрушить врага, коварного Алтан-хана, стереть с лика земного империю Цзинь, сделать народ ее пищей для стервятников…
Все ночь до рассвета молился повелитель монголов. Наутро, обессиленный, он уснул меж кедровых корней и никто не потревожил его сон. Проснувшись после полудня, Чингисхан попил воды из глиняной бутыли, съел пресную лепешку и снова обратился к Вечному Синему небу.
Так продолжалось девять ночей. Сын Есугея высох, кожа туго обтянула потемневшее лицо. От слабости он еле двигался и мог говорить только шепотом. Но даже в таком состоянии Чингисхан продолжал молиться. Он ждал знамения.
И все прибывшие с ним нойоны и нукеры, верные слуги и сподвижники своего господина, тоже терпеливо ждали внизу, с тревогой поглядывая на лесистые склоны Бурхан-Халдун.
Утро девятого дня выдалось ясным, солнечным. Чингисхан проснулся и почувствовал, что ослаб настолько, что не может встать. Он лег на спину, раскинул руки и пробормотал:
- О Великий Тенгри, я готов! Все слова сказаны. Вода не может течь вверх, огонь не может гореть вниз. Я перепоясался мечом, дабы отомстить за кровь моих родичей, которых цари Цзинь предали гнусной смерти. Если я в своем праве, окажи мне свыше поддержку своею десницей, сделай так, чтобы здесь, на земле, люди и духи объединились для победы. Яви знак! Яви знак!
Ослепительная молния разорвала голубую ткань небес, ударив в вершину кедра, под которым лежал сын Есугея-багатура. Чингисхан зажмурился, нашарил на груди под одеждой фигурку волка и крепко сжал ее в кулаке. Высоко над ним трещало пламя, весело пожиравшее кедровую хвою.