Пройдут века, и монгольские легенды станут утверждать, что эти люди были потомками волка и оленя. Что же, очень может быть, им было виднее, они знали, что два клана их предков назывались Волк и Олень. И очень может быть, что их народные сказания хранили сведения об их происхождении где-нибудь в горах к северу от великого сибирского озера Байкал или в глубинах Маньчжурии. К тому времени, когда пришла пора записать легенды в «Тайную историю», народная память потускнела, и в ней остались лишь туманные намеки на предков-зверей и «переход через море». Вероятно, эта группа кочевников-мигрантов уже называла себя монголами или как-то похоже, и китайцы узнали их имя, передавая его искаженным, — мен-ку или мен-ву. Но смысл этого слова вряд ли был кому-нибудь понятен.
Эти пограничные земли, где горы и леса севера встречаются с южными травянистыми равнинами, были тем тигелем, в котором лесные жители переплавились в степных скотоводов-степняков и научились образу жизни, который резко отличался от того, какой вело все остальное человечество.
В году 800-м н. э. этот образ жизни, если посмотреть на не го в более широком историческом и доисторическом кон тексте, был сравнительно новым явлением. Ибо 90 % своих 100 000 лет пребывания на земле люди были охотниками. Они жили в соответствии со сменой времен года, изучали повадки зверей и радовались дарам природы. Около 10 000 лет тому назад, по мере отступления великого ледника, социальная жизнь стала иной. Изменения стали исчисляться не эра ми, а тысячелетиями. Появились, быстро сменяя друг друга, две другие системы. Одна была земледелием. К 5000 году до н. э. земледельческие общины испещрили окраины континентов, забираясь вверх по долинам великих рек Египта, Месопотамии, Индии и Китая. Эта революция распахнула двери перед стремительным наплывом перемен, которые предопределили сегодняшний мир: рост населения. Богатство, досуг, города, искусство, литературу, промышленность, широкомасштабные войны, управление государством — большую часть того, что статичные урбанистические общества называют цивилизацией.
Вторая система (после охотников-собирателей и земледельцев), которую уже начинали использовать первые монголы, была скотоводческой, с ее стадами и табунами и находящимися в постоянном движении пастухами, и ее называют пастбищно-кочевой. Сто лет назад модной была теория, принятая учеными, занимавшимися доисторическими обществами, и трактовавшая переход от кочевого варварства к оседлой цивилизации как спокойный и равномерный процесс по следующей схеме:
охотники-собиратели > пастбищные
скотоводы-кочевники > земледельцы >
урбанистический образ жизни
Теперь так не думают. Сегодня все сходятся во мнении, что земледелие идет вторым, обеспечивая ресурсы одомашненных животных, с которыми кочевники были в состоянии переходить к пастбищному кочевому скотоводству. Это позволяет социальную эволюцию человеческого общества пред ставить в ином виде:
сначала охотники-собиратели,
за ними земледельцы,
потом скотоводство, давшее начало двум системам: пастбищному кочевому скотоводству
и урбанистическому образу жизни.
Другими словами, пастбищное кочевое скотоводство является не «первобытным» образом жизни, но таким-же развитым, как земледелие. Когда это изменение произошло, в Южной России и Западной Сибири — а это случилось около 4000 лет до н. э., - людей поманил новый мир — море трав, или степь, и это море простирается на 6000 километров от Маньчжурии до Венгрии.