Проходили века, и камни Аврага уходили в землю, и он превратился в монгольский Камелот, стал легендарным местом без всякого реального содержания. Но в 1992 году туда приехала группа спонсированных японцами археологов, имевшая с собой специальный, проникающий в землю радар. Проект «Триречье», названный так из-за трех рек, стекающих с гор Хентей, имел своей целью поиски могилы Чингиса. Могилы они не нашли. Но сделали много важных открытий (и выдвинули кучу догадок, причем некоторые из них оказались просто фантазией и запутывались в противоречиях, но к ним мы вернемся ниже). Прощупывая радаром тринадцать загадочных холмов Авраги, группа «Триречья» обнаружила следы рва и остатки каменной кладки, напоминающей разрушенную стену. Составленный группой отчет не отличается последовательностью, был весьма поверхностен, а что касается произведенных японцами раскопок, то они заложили единственный шурф, который обнаружил не датированную каменную кладку. Это было первым свидетельством того, что Аврага в былые времена реально существовала. Съезд в Авраге в 1228 году означал не только стратегический и политический поворотный пункт в истории монголов, это было наитие свыше. Монголы знали, что их ожидают великие дела, — их величие затмевало теперь все народы, которые они встречали на своем пути, за исключением китайцев, и они были полны решимости все дальше и дальше раздвигать свои границы. Как свершилась эта великая перемена? Многие прибывшие в Аврагу были с Чингисом с самого начала его завоеваний, а несколько старейших помнили его еще совсем мальчиком. Воспоминания об этом событии надолго запечатлелись в «коллективной памяти» народа.
Как у монголов появились истории и былиКак и во всех обществах, где общение осуществляется на изустном уровне, у монголов были свои барды, поэты и рассказчики, которые бродили от пастбища к пастбищу между раскинутыми юртами-дворцами и пересказывали легенды.
В стародавние времена монгола поразила чума. Те, кого она миновала, бежали, бросив больных со словами: «Пусть судьба решит, жить им или умереть». Среди больных был юноша по имени Тарваа. Дух оставил его тело и прилетел к месту смерти. Правитель этого места сказал Тарваа: «Зачем ты оставил свое тело, ведь оно еще было живым?» — «Я не стал ждать, пока ты позовешь меня, — ответил тот, — взял и пришел». Хану Подземного царства понравилась готовность Тарваа проявить покорность, и он произнес: «Твое время еще не пришло. Тебе придется воз вращаться. Но можешь взять отсюда то, что тебе понравится». Тарваа осмотрелся вокруг и увидел все земные радости и талан ты — богатство, счастье, веселье, удачу, музыку, танцы. «Дай мне умение рассказывать истории», — попросил он, потому что знал, что хорошая история может принести и все другие радости. И он вернулся к своему телу и увидел, что вороны уже выклевали глаза. Но нарушить приказ хана Подземного царства он не мог и вошел в свое тело. Он так и жил слепым, но зато знал все истории на свете. Всю оставшуюся жизнь он бродил по Монголии и рассказывал истории и легенды, даря людям радость и внушая мудрые мысли.
Если все более поздние традиции вряд ли оставили столь глубокий след в истории монголов, то устное творчество бардов, поэтов и рассказчиков послужило своему народу, не только доставляя радость и передавая мудрость. Оно сыграло чрезвычайно важную роль в формировании чувства национальной идентичности. Смешивая легенды и историю, они толковали традиции, воскрешали в памяти корни и начала начал, описывали подвиги героев. Их репертуар был колоссальным, равно как набор инструментов и стилей. В ряде районов Монголии все это еще сохранилось, как в седую старину. У монголов есть эпосы, «длинные песни», «короткие песни» и множество песен между длинными и короткими, песни на каждый случай жизни, песни, прославляющие красоту природы, сражения, героев и лошадей — в особенности лошадей. У них есть свирели, барабаны, губные арфы и скрипки из конских черепов и при этом с не меньшим разнообразием размеров, чем европейские оркестровые инструменты.