Узнав об этих попытках чжурчжэней спасти свою столицу, Чингисхан отказался от своих мирных предложений и спешно отправил войска навстречу противнику. Застигнутые врасплох монголами, которыми командовали Шимо Мингань и Шэнь Са, войска Ли Цзиня потерпели жестокое поражение. Согласно китайским источникам, три тысячи монголов столкнулись с тридцатью девятью тысячами цзинских солдат, которыми командовал пьяница, не способный обеспечить в войске элементарную дисциплину. Ли Цзиня взяли в плен, и тысячи его повозок с продовольствием попали в руки монголов. После этого власти Кайфэна, предполагавшие организовать вторую спасательную экспедицию, решили предоставить Пекин его судьбе. В мае монголы, к которым присоединились некоторые китайские отряды, вновь провели несколько успешных операций.
В самом городе из-за отсутствия продовольствия вскоре начался чудовищный голод, в результате которого происходили жуткие сцены каннибализма. Военачальники, командовавшие гарнизоном, Фу Синь и Муян Цзинчжун резко разошлись во мнениях: решиться на отчаянный прорыв и погибнуть с оружием в руках или умереть от голода? Принц Аотуань предпочёл покончить с собой, а его товарищ по несчастью с несколькими домочадцами сумел выйти за стены осаждённого города, оставив в нём имперских принцесс, которым ранее клятвенно обещал, что спасёт их. Прорвавшись, вероятно ночью, через вражеские линии, он добрался до Кайфэна, где был казнён.
После того как их командующий позорно бежал, офицеры капитулировали, послав к осаждавшим извещение о сдаче города. Наконец, в июне 1215 года громадные ворота городских стен императорской столицы были открыты, и город, истощённый, обессиленный поражениями и отчаянием, сдался грубому варвару, пришедшему из глубины степей. Но Чингисхан, не став дожидаться завершения осады, вновь повернул на север, наверняка по причине страшной жары, которая в это время устанавливается на пекинской равнине. А когда столица сдалась, он не выказал ни малейшего намерения вернуться. Впрочем, что ему было делать в этом городе? Согласно обычаю, его часть добычи, так же как и части командующих, знати и каждого простого солдата, была строжайшим образом определена. К чему возвращаться ради безобразного зрелища разграбления покорённого города?
Несмотря на объявленную капитуляцию, победители дали волю своему инстинкту насильников. Монголы, а также вспомогательные тюркско-монгольские отряды и присоединившиеся к ним кидани и китайцы с первого же дня стали истреблять пекинцев тысячами за то, что те не спешили отдавать захватчикам своё добро или не могли понять, чего от них требует пьяная солдатня, либо просто потому, что были побеждёнными… Люди, вооружённые топорами и саблями, сбившись в банды, рыскали по улицам города, врывались в уже разгромленные лавки, чтобы найти продовольствие или спиртное. На всех улицах, в домах зажиточных горожан, в конторах мандаринов были разбросаны обломки утвари, разбитые кувшины, лаковые ширмы вперемешку с нечистотами. Полуголые мужчины спешиваются и начинают грубую ссору из-за куска шёлка, украшений из яшмы, даже из-за какой-нибудь тряпичной куклы или зеркала, а тут же рядом валяются в пыли настоящие сокровища искусства. Старикам перерезают горло, когда они пытаются уберечь своих детей от свирепости грабителей. Женщин швыряют в повозки, доверху нагруженные всевозможными редкостями. Некоторые кварталы разгромленного города были похожи на рынок, который разметало во все стороны взрывом.
Но вскоре победители были вынуждены покинуть город, поскольку тяжёлый дух, исходивший от множества непогребённых тел, становился заразным. Бродячие собаки и полчища крыс брезгливо фыркали на лежавшие посреди развалин вздувшиеся трупы, которые на июньской жаре начинали разлагаться. Сотни тысяч пекинцев как-то выживали на руинах или в предместьях за городской стеной, ставя палатки в тени разрушенных домов, у колодцев с грязной водой. В чудовищной нищете, поразившей всех оставшихся в живых обитателей города, каждый пытался найти утешение и поддержку себе подобных. Люди старались помогать друг другу в беде. Вскоре между городом и округой наладилось сообщение для подвоза древесины, верёвок, соломы, чтобы кое-как чинить разрушенное. Повсюду были слышны плач и стенания.
В течение месяца целые кварталы города были охвачены огнём. Проезжая через разрушенный Пекин несколько месяцев спустя, один хорезмийский посол, направлявшийся к Чингисхану, с ужасом смотрел на груды человеческих костей в некоторых частях города и на кровь жертв, так и не смытую с полов многих жилищ. Эпидемии в городе не прекращались, и несколько человек из хорезмийского посольства заразились, вероятно, тифом.
Чингисхан, получив известие о взятии Пекина его союзником Шимо Минганем, послал туда своего названого брата Шиги-Кутуку и военачальников Онгура и Архай-Хасара с поручением произвести опись всех сокровищ императорской казны. Но ведавший ею чиновник предложил монголам только оставшиеся от неё крохи. Двое монгольских посланцев приняли это подношение, а Шиги-Кутуку отверг его, объявив, что не желает присваивать себе то, что по праву принадлежит его государю. Узнав об этом от своего окружения, Чингисхан похвалил своего брата за преданность и строго отчитал двух других за эгоизм и ненадёжность. Требование абсолютной покорности лично ему, ревнивая забота о своих прерогативах и ненасытная жажда безраздельной власти были главными свойствами личности Чингисхана. Это его стремление к могуществу с покорением Пекина было далеко не исчерпано.
Будучи искушённым политиком, Чингисхан не замедлил воспользоваться успехом своих войск, добившихся сдачи Пекина. Он вскоре послал против Удабу, который укрывался в Хэнани, новую экспедицию. Сам же, оставаясь на севере, в походе участия не принял.
Цзинские власти в Кайфэне пребывали в замешательстве. У них более не было связи с маньчжурским северо-востоком, а другие города Хэбэя сдавались захватчикам. Власть чжурчжэней сохранялась теперь только во внутренних районах Китая, а контроль над окраинными землями был утрачен. Почти повсеместно вспыхивали мятежи. Некоторые командующие войсками провинций использовали создавшееся положение для ослабления своей зависимости от правящей династии.
В апреле 1215 года, когда монголы держали Пекин в осаде, правителям Цзинь внезапно пришлось столкнуться с проблемой массового голода, который поразил Хэнань и гнал с насиженных мест десятки тысяч беженцев. Бежавшие от монголов солдаты устремились на юг вместе со своими семьями, перевозя на примитивных повозках домашний скарб и всё, что им удалось награбить по пути в деревнях. По некоторым свидетельствам, в этот трагический исход были вовлечены миллионы людей. Власти империи из опасения, что толпы этих несчастных придут под стены столицы, приняли решительные меры к их расселению на территории Шаньдуна, подальше от Кайфэна. Но провинциальные власти, которые отвечали за реквизицию нужных для этого земель и оборудование лагерей для беженцев, были продажны. Торговля служебным положением и влиянием, подкупы и хищения — всё это привело к тому, что значительная часть крестьянства была доведена до нищеты, начались вооружённые бунты. Для их подавления были посланы войска. Не менее тридцати тысяч повстанцев погибли от рук императорских солдат. Крестьянские выступления тем не менее продолжались. Двор решил вызвать солдат из Маньчжурии, и те из-за монгольского вторжения были вынуждены отправляться морским путём. Это массовое крестьянское восстание, известное как движение Красных курток, закончилось только в 1223 году.
Воспользовавшись внутренними потрясениями, поколебавшими власть чжурчжэней, подняли голову сися империи Миньяг. Они тоже атаковали позиции чжурчжэней и взяли верх в нескольких столкновениях в Ганьсу и Шэньси. Чтобы остановить продвижение сися, которым удалось одолеть армию в 80 тысяч человек, чжурчжэни послали дополнительные силы.
Борьба одновременно с монголами, сися и внутренними мятежами стала для династии Цзинь изнурительным испытанием. Китайские документы того времени сообщают, что была предпринята массовая мобилизация всех годных к военной службе мужчин в городах и сельской местности. Рекрутёры разъезжали по провинциям в сопровождении вооружённой охраны и зачисляли крестьян и бродяг в войска под имперские знамёна. Постепенно составлялись армейские корпуса, которые позднее были расставлены вокруг Кайфэна: одни — к северу от Хуанхэ, другие — к югу. Солдатам разрешили идти вместе с семьями, надеясь, что это остановит их от слишком скорого дезертирства. Этим спешно набранным войскам не хватало кавалерии и выучки.