Вскоре после этого случая Чингисхан решил отправить хорезмшаху роскошный подарок: изделия из нефрита, слоновой кости, шитую золотом одежду и войлок из верблюжьей шерсти безупречно белого цвета. Среди трёхсот караванщиков, которым было поручено сопровождать эти дары, было несколько знатных монголов и трое выходцев из Бухары и Отрара, которые везли от Чингисхана довольно двусмысленное послание хорезмшаху:
«Я знаю о твоём могуществе и обширности твоих владений. Моё самое большое желание — жить с тобой в мире. Ты будешь мне как сын. Но и ты не забывай, что я завоевал Северный Китай и покорил все племена Севера. Тебе известно, что моя страна — это муравейник воинов и серебряный рудник и что мне нет нужды заглядываться на другие владения. У нас с тобой общий интерес — поощрять торговлю между нашими подданными».
Эти слова насторожили хорезмшаха, и он ограничился тем, что отправил посланцев хана восвояси, не дав им никакого ответа, что было не чем иным, как завуалированным отказом от предложения Чингисхана.
Но тот продолжал свою игру. В 1218 году он послал в Хорезм второй караван, в этот раз из пятисот верблюдов (число их явно преувеличено, поскольку до завоевания Среднего Востока верблюдов в Монголии было немного). Животные были нагружены тюками бобровых и собольих шкур. Сопровождали караван купцы-мусульмане, а возглавлял его представитель Ханского двора, некий Укуна.
Караван пересёк степи и пески Великого шёлкового пути и подошёл к пограничному городу Отрару. Правитель этого города при невыясненных обстоятельствах приказал умертвить сотню погонщиков и конфисковать товары. Что касается посла Чингисхана, то его не спасла высокая миссия — он также был убит хорезмийцами.
Известие об этом событии дошло до Монголии за несколько недель. Узнав о нём, Чингисхан уронил слезу. Разве он не следовал советам Елюй Чуцая и не пытался наладить добрососедские отношения с Хорезмом, чтобы расширить взаимную торговлю? Как бы то ни было, предательская выходка хорезмийцев не может остаться безнаказанной. Он должен лично на неё ответить.
Повторяя ритуал, который он уже исполнил накануне войны с Китаем, Чингисхан отправился взывать к Тенгри и просить у Божественного Неба наделить его божественной силой. Потом, сделав последнюю попытку примирения, он отправил к шаху Мухаммаду посольство. Но ханский посланец, мусульманин, был казнён, а сопровождавшие его люди отосланы ко двору Чингисхана с обритыми головами — для большего унижения. Ко всему прочему, правитель пограничного города Отрара, виновный в убийстве караванщиков, остался при своей должности. После этого для дипломатии уже не оставалось места. Чингисхан решил «продолжить свою политику другими средствами»[16]. Ту самую политику, которая неизменно приносила ему успех и была основана преимущественно на силе его конницы.
Относительно повода к началу конфликта арабские и персидские историки предлагают разные версии. Джувейни и Несави склонны считать, что инцидент в Отраре произошёл по вине градоправителя, а шах только прикрыл его. Но Ибн аль-Асир ответственность за него возлагает на шаха.
Летом 1219 года военный штаб Чингисхана набрал несколько тысяч всадников. Согласно данным русского востоковеда В. Бартольда, хан собрал около одного тука, то есть от 150 до 200 тысяч всадников, среди которых было немало тех, кто имел опыт войны в Китае. Теперь армия хана была на 50 тысяч многочисленнее, чем перед походом на Китай, из чего можно сделать вывод, что в ней стало больше тюрок.
Накануне выступления Чингисхана во главе этой армии одна из его жён, Есул, убедила его до начала кампании решить вопрос о преемнике. Молодая женщина в поэтичных выражениях намекнула на опасности, которые будут подстерегать мужа на войне, и возможность его смерти. После этого попросила его ответить на вопрос, который занимал всех его близких: кто будет его преемником? «Всякое существо смертно, всякое создание недолговечно. Если твоё тело, подобно большому дереву, однажды склонится к земле, что станет с твоими народами, зыбкими, как стебель конопли на ветру или как птица в полёте? Кого из твоих благородных сыновей ты хотел бы видеть своим наследником? Вопрос, который я тебе задаю, беспокоит и твоих сыновей, братьев и подданных. Нам надо знать твою волю».
В «Сокровенном сказании монголов» написано, что, выслушав Есул, Чингисхан признал, что «она права»: «Ты всего лишь женщина, но ты сказала справедливые слова — такие, какие ни мои братья, ни сыновья, ни Боорчу, ни Мухали не осмеливались произнести. Да, я не подумал об этом, словно я мирно наследовал своим предшественникам и как если бы я не должен когда-то умереть».
Чингисхан призвал к себе в шатёр четырёх сыновей, а также братьев, соратников и верных друзей. Начиная обсуждение вопроса о наследстве, он первым предложил высказаться старшему сыну Джучи. Но не успел тот и рта раскрыть, как Чагатай заявил отцу, что Джучи не следует давать слово по такому вопросу, поскольку он был зачат у керэитов, которые похитили Бортэ. В гневе он произнёс слово «выблядок».
Джучи, побледнев от нанесённого ему оскорбления, бросился на Чагатая. Они стояли друг перед другом со сжатыми кулаками, и их позы говорили о взаимной вражде, столь же свирепой, сколь и давней. Окружающие поспешили их разнять. Чингисхан со своего почётного места бесстрастно взирал на эту сцену. Один из его старых слуг, Кёкёчёс, взял на себя смелость отчитать соперников, напомнив им о тех трудных временах, когда они жили в бедной юрте, в степях бесчинствовали враждующие между собой племена, а их мать Бортэ отрывала от себя кусок, чтобы накормить их. Он взывал к их чувству сыновней любви. Потом их вразумил словами сам Чингисхан. «Сокровенное сказание монголов» сообщает, что Чагатай, слушая отцовские слова, полные укора, не мог сдержать слёз. В итоге оба брата согласились с рекомендацией третьего, Угэдэя, который считался человеком рассудительным и справедливым. Джучи согласился с его предложением отказаться от права первородства, поскольку тёмные обстоятельства его зачатия не оставляли ему другого выхода.
Предполагаемым наследником великого хана был назван Угэдэй. На сохранившемся его портрете мы видим крепкого мужчину с суровым взглядом; сильно приплюснутым носом и узкими глазами он заметно отличается от отца. Считалось, что он был его любимцем. Наделённый от природы скорее здравым смыслом, нежели умом, он был не чужд милосердия, но его слабостью была тяга к спиртному. Угэдэй торжественно обещал отцу быть достойным его доверия. Младший, Тулуй, заявил, что будет во всём помогать старшему брату и напоминать о его обязанностях.
Вопрос о преемнике был временно решён. Но у Чингисхана были на этот счёт и другие соображения. «Мать Земля велика, — объявил он сыновьям, — на ней много рек и озёр. Я разделю державу так, что у каждого из вас будет своя земля, а у ваших племён — свои пастбища».
Теперь армия Чингисхана могла отправляться на завоевание земель ислама.
Суверен выступил в поход с четырьмя сыновьями и лучшими военачальниками — Субэдэем, Тохучаром и Джэбэ, который командовал передовыми отрядами. Чингисхан также взял с собой — чего прежде никогда не бывало — одну из своих жён — Кулан, о которой говорили, что это была женщина большого обаяния и что она завоевала сердце своего господина. Решение хана подтверждает такую её характеристику, равно как и позволяет предположить, что Кулан имела случай настроить мужа против Есул.
Хорезмшах Мухаммад совершил одну большую ошибку. Он рассредоточил свои силы по огромной территории. Часть его армии находилась в самом Хорезме, то есть в районе Хивы и Ургенча к югу от Аральского моря. Другая часть сконцентрировалась в Самарканде и Бухаре. Ещё одна была размещена на границах империи — в Фергане и по реке Сырдарье. Против мощного монгольского тарана шах оказался в позиции слабости. Когда его войска, в совокупности численно превосходившие монгольские, столкнутся с пришельцами, то в каждом локальном противостоянии будут им в численности уступать.
16
Выражение восходит к тезису военного теоретика генерала Карла фон Клаузевица (1780–1831): «Война есть продолжение политики другими средствами».