После оккупации Золотой Ордой, продолжавшейся полтора столетия, она по частям досталась преемникам Тимура, потом до конца XVII века была под властью узбеков из династии Арабшахов (Шейбанидов), после чего вновь управлялась представителями боковых ветвей Чингизидов. Это государство, структура которого напоминала лоскутное одеяло, не могло противостоять ударам извне, равно как и изнутри.
Глава XII
ИСЛАМ В ОГНЕ
Со времён Пророка — да благословит его Аллах! — и до наших дней мусульманам не доводилось терпеть таких мук и бедствий. Эти неверные татары уже захватили земли Мавераннахра и разорили их, потом их полчища переправились через реку (Амударью) и пошли на Рей, и земли Джэбэля, и Азербайджан.
Пока его орхоны гонялись за хорезмшахом Мухаммадом, Чингисхан в своей череде завоеваний сделал паузу. В середине 1220 года он решил разбить летний лагерь в Мавераннахре, в оазисе Насаф. Там монгольские кочевники, а также вспомогательные отряды из тюрок, всё более многочисленные в армии Чингисхана, отдыхали и восстанавливали силы, ведь они почти непрерывно воевали уже больше года.
Тысячи кочевников рассеялись по обширной территории, поставив свои юрты в соответствии со строгим порядком, регламентирующим традиционную клановую иерархию. Пленников заставили выполнять самые разнообразные работы: охранять скот, собирать топливо, обрабатывать шкуры для изготовления тёплой одежды в преддверии зимы. Основная работа приходилась на уход за домашними животными, поскольку в этих далёких от их степей землях, где население питалось в основном хлебом, гречихой, баклажанами, абрикосами, монголы не пожелали отказаться от своей привычной пищи, и если вино, взятое из окрестных погребов, удостоилось их признания, то каждодневным питьём по-прежнему оставалось кобылье молоко.
Кочевники сравнивали взятых в качестве добычи местных лошадей со своими, более низкорослыми степными таки. Примеривали трофейные сёдла, оценивали качество холощения жеребцов местными мастерами. Среди трофеев были сотни верблюдов, которых монголы стали ценить всё больше и больше, используя в качестве вьючных животных в засушливых зонах Северной Азии. Это животное, которое может питаться колючками и твёрдыми стеблями, в течение веков выручало скотоводов засушливых зон. К тому же самки верблюда способны давать по несколько литров молока в день. В зависимости от физического состояния и условий местности верблюд может пройти за день от 30 до 50 километров, а его способность выживать без воды вошла в легенду. Монголы интересовались, как хозяева верблюдов их дрессируют, в каких укрытиях содержат, как подвязывают им хвосты, как лечат их стёртые загривки и горбы, удаляя гангренозные места.
С наступлением темноты летний лагерь в Мавераннахре становился похожим на стойбище в монгольских степях. Люди собирались вокруг костров, в которых жгли арголь — топливо кочевников Центральной Азии: тибетцы и монголы, которые в горах, степях и пустынях не могут найти древесину, используют в качестве топлива то, что лежит под ногами, — высохший навоз домашних животных. Отец Юк, которому довелось жить в этих негостеприимных местах в конце XIX века, с наивным увлечением рассказывает о постоянных поисках арголя, без которого невозможно ни согреться, ни приготовить пищу: «Каждый брал мешок, и мы ходили в разные стороны в поисках арголя. Тот, кто никогда не жил кочевой жизнью, с трудом может представить себе, что такого рода занятие порою способно доставить удовольствие. А между тем, когда повезёт найти где-нибудь в высокой траве арголь, подходящий по размеру и сухости, чувствуешь какое-то радостное возбуждение — одно из тех неожиданных ощущений, которые доставляют мгновения счастья».
Вокруг костров, которые кочевники разжигали с помощью огнива — кремня, стального лезвия ножа и пучка пакли, — мужчины развлекались стравливанием собак, игрой в кости, а неподалёку, в стороне, кто-то ласкал грудь красивой персидской невольницы. То были редкие часы досуга, во время которых воины вспоминали своих жён и детей, оставшихся в степи. Бывали и минуты печали, когда вспоминались братья по оружию, погибшие на этой чужой земле, по которой они скачут уже год, нигде надолго не задерживаясь.
Иногда устраивали состязания в борьбе между кланами. Выполнив традиционные жесты, похожие на те, что у степных борцов приняты до сих пор, голые по пояс противники оценивают друг друга. Наблюдая за соперником, они ходят кругами и подбирают приём, которым можно сбить его с ног и бросить на землю под крики зрителей. Иногда внезапно разыгрывались сцены насилия. Из-за украденного ножа, из-за понравившейся женщины, из-за какого-нибудь пустяка мог начаться обмен оскорблениями, резкими, как удар хлыста. Непристойная брань заменяла всякие доводы в споре. И вот уже шли в ход дубинки и ножи, противники готовы были перерезать друг другу глотки или выбить зубы. Их подбадривали криками, наблюдая за сварой и не рискуя вмешаться, поскольку это было запрещено обычаем и ясаком.
Стычки быстро утихали, и жизнь вновь вступала в свои права. Жизнь с пиршествами, когда наедались козлятиной, запечённой на раскалённых камнях, или варёной бараньей требухой с тяжёлым запахом. Всё это поглощалось на открытом воздухе: летнее тепло позволяло. А потом, согласно правилу «пыль вытирают, а масло слизывают», наступал черёд хмельных напитков. Появлялись бурдюки с выдержанным спиртом или виноградным вином, выменянным или отобранным у кого-то в округе. Некоторые пили целыми кубками — ведь вино согревает сердце. Иногда какой-нибудь вождь клана или простой слуга становился акыном, которого слушали собравшиеся вокруг костра. Мешая в зависимости от настроения диалекты и говоры, акын декламировал отрывок из эпопеи или пел не совсем непристойную песню о сгорающих от страсти любовниках. В такие минуты эти черноволосые коренастые мужчины умолкали, потому что импровизатор в засаленных одеждах возносил к безмятежному небу Мавераннахра свою трогательную песнь.
Хвалебные, эпические, колыбельные, любовные песни или речитативы сопровождают монгола во всех его перемещениях. Некоторые из них сохранились до наших дней, например горловое пение, при котором один певец исполняет два речитатива одновременно, подобно тому, как волынщик извлекает из своего инструмента одновременно звуки высокой и более низкой тональности. Считается, что этот необыкновенный способ пения, особенно его вариант, изначально появившийся в Восточной Монголии и некоторых районах Сибири (например, в Туве), возник из желания имитировать шум бурных потоков, завывание ветра в барханах и крики некоторых таёжных птиц.
Из музыкальных инструментов монголы использовали барабаны, дудки, рожки, свирели и некое подобие скрипки. Одна очень старинная легенда приписывает монголам изобретение скрипки. Один кочевник, женатый на молодой красивой женщине и страстно увлечённый верховой ездой, днями напролёт скакал на лошади. Обидевшись на его постоянное отсутствие, супруга подрезала жилы на ногах его коня, чтобы муж не отлучался надолго. Обезумевший от горя мужчина оплакивал несчастное животное и помог ему в предсмертные минуты, нежно его лаская. Растянув волосы его длинного хвоста, он стал играть на них, как на струнах, извлекая жалобные звуки, в которых слышалась глубокая скорбь его и его коня. С тех пор головка грифа монгольской скрипки (моринхур) неизменно вырезается в виде головы лошади. У этого инструмента две струны из конского волоса, четырёхугольный корпус с кожаной верхней декой и деревянной нижней, фигурные резонаторные отверстия. Похоже, что изначально этот инструмент (шанаган-хуур) был чем-то вроде ковша для кумыса, на который натягивали струны.