Акыны аккомпанировали себе на таких музыкальных инструментах, импровизируя песни и речитативы и как бы перевоплощаясь во всех героев, о которых пели. Подобно средневековым европейским трубадурам, некоторые из акынов выступали при дворе, другие были странствующими артистами, которых приглашали на праздники и свадьбы. Несомненно, Чингисхан слышал в Мавераннахре эпические сказания, воспевающие его победы. Спустя восемь столетий в некоторых песнях по-прежнему упоминаются подвиги великого хана.
Чингисхан пробыл в оазисе Насаф до осени 1220 года. Потом он велел собрать табуны лошадей, верблюдов, стада, которые паслись по окрестностям, и грузить крытые войлоком повозки. Армия снова отправлялась в поход. Первая её цель, разведанная лазутчиками, находилась в 200 километрах к юго-востоку.
Город Термез у слияния рек Амударьи и Сырдарьи в наши дни находится на территории Узбекистана, недалеко от границы с Афганистаном. Термез отказался капитулировать, и монголы решили его штурмовать. После одиннадцатидневной осады они ворвались в город, и, как обычно, началось массовое истребление жителей. Рассказывали, что монголы вспарывали животы людям, которых заподозрили в том, что они проглотили жемчужины или драгоценные камни, чтобы не отдавать их врагу.
После Термеза армия хана вошла в Бактрию (историческая область на сопредельных территориях Узбекистана, Таджикистана и Афганистана между горной цепью Гиндукуш на юге и Ферганской долиной на севере. — В. З.), в ту её часть, что ныне расположена на севере современного Афганистана, в город Балх (Бактры). Этот город, известный более трёх тысяч лет, был когда-то центром зороастризма. В VI веке до н. э. он был захвачен персидским царём Киром Великим. Двумя столетиями позднее его захватил Александр Македонский и женился на местной принцессе Роксане. Века спустя город вошёл в состав иранской империи Сасанидов, при которых получил распространение буддизм, пришедший по Шёлковому пути. В городе были также великолепные архитектурные памятники эпохи раннего ислама. Позднее городом владели Газневиды. В начале XIII века в Балхе процветало ремесло, в его окрестностях — земледелие. Когда Джэбэ подошёл к Балху во время погони за шахом Мухаммадом, местные власти объявили его открытым городом, признав верховенство монголов. Тем самым город был спасён от разорения.
Ибн аль-Асир пишет, что Балх сдался Чингисхану и уцелел. Персидский историк Джувейни утверждает, что, хотя капитуляция и была принята Чингисханом, тот, по своему обыкновению, разделил мирных жителей на сотни и тысячи, и «потом их порубили». Осенью 1222 года Чингисхан, вновь проходя через Балх, якобы приказал добить всех оставшихся в живых. «И всюду, где ещё уцелели стены, — отмечает Джувейни, — монголы их обрушивали и вторично избавляли этот край от всяких следов культуры». Даосский монах китаец Шань Шун, который проходил по тем местам осенью того же года, подтверждает слова историка: «Мы прошли через большой город Балх. Недавно его жители восстали против хана и были изгнаны из города. Но мы ещё слышали на улицах лай собак». По описанию Шань Шуна, Балх превратился в город-призрак. Вероятно, он действительно был объявлен открытым городом, но какой-то инцидент вызвал массовые убийства и изгнание жителей.
Города Хорасана, которые сдались монголам, в целом, по-видимому, сохранились, но те, что отказывались подчиниться или запирали городские ворота в знак недружественного нейтралитета, были разграблены и опустошены. Разрушение ирригационных каналов имело самые тяжёлые последствия для земледельческих оазисов. Водохранилища, цистерны, плотины и шлюзы, создававшиеся упорным трудом многих поколений, были разрушены, поля и сады затоплены, каналы быстро занесены песком. А ведь в оазисах Хорасана, как и во всех других, без воды существование городов было невозможно.
Город Ниса стал добычей зятя Чингисхана, Тохучара, — того самого, что едва не поплатился головой за участие в несанкционированном грабеже. В итоге он был прощён и вновь получил высокий пост. Говорят, что в распоряжении Тохучара было два десятка камнемётов. Их подвели к стенам городских укреплений, и большие камни сеяли в городе смерть и страх, а тем временем сапёры при поддержке осадных башен приблизились к глинобитным стенам. Такого рода вылазки могли продолжаться неделями, а то и месяцами, если бы у осаждающих не было своих людей в осаждённом городе или если бы они не прибегли к хитрости, чтобы проникнуть за кольцо укреплений. Защитники города заделывали бреши в стенах или сооружали возле них заслоны из камней и песка, повозок и брёвен. Примерно через две недели монголам удалось прорваться в город, и началась его трагедия. Монголы заставляли жителей привязывать себя друг к другу, собираться в тысячи и выходить за пределы укреплений, где лучники стреляли в них, словно по мишеням. Тех, кто был только ранен, добивали саблями. Согласно данным персидских источников, было убито 70 тысяч человек.
В ноябре 1220 года наступил черёд Нишапура. Город был знаменит своими памятниками архитектуры IX века, а также изделиями из керамики, украшенными геометрическими или зооморфными узорами (некоторые — с китайскими мотивами). Тохучар бросил своих людей на приступ, но стрела, выпущенная со стены, смертельно его ранила. Его воины сняли осаду, но из мести разорили деревни в окрестностях города.
Несколько месяцев спустя, в феврале 1223 года, четвёртый сын Чингисхана Тулуй во главе 70-тысячной конницы (по большей части набранной в соседних провинциях) двинулся к Мерву (древнейший город Средней Азии, стоявший на берегу реки Мургаб в юго-восточной части Туркменистана, в 30 километрах к востоку от современного города Мары). Когда-то столица древней Маргианы, в Средние века город принадлежал Сасанидам, позднее был завоёван арабами. При Сельджукидах Мерв переживал экономический и культурный подъём, символом которого может служить украшенный бирюзовыми изразцами купол мавзолея султана Санджара. Защитники Мерва были уверены в своих бастионах, когда 25 февраля 1221 года монголы во главе с младшим сыном Чингисхана Тулуем подошли к воротам города. В сопровождении пяти тысяч всадников Тулуй шесть дней осматривал крепость, прежде чем решиться на штурм. Осаждённые сделали две вылазки, но обе были отбиты. Тогда градоправитель, получив от монголов заверение, что они не прибегнут в отношении жителей к насилию, объявил о сдаче города.
Тулуй не сдержал своих обещаний. Жителям дали четыре дня и четыре ночи на то, чтобы оставить город. Монголы отобрали из них 400 ремесленников и некоторое число детей в качестве рабов. Остальных порубили и закололи. Чтобы поскорее управиться с этим кровавым делом, несчастных распределили по боевым объединениям, каждый воин которых должен был убить холодным оружием от трёхсот до четырёхсот человек! Джувейни утверждает, что наиболее ревностно эту страшную работу исполняли крестьяне ближних селений, которые ненавидели жителей Мерва. В окрестностях города десятки тысяч крестьян прятались в пещерах, пытаясь спастись от чудовищной монгольской бойни. Ибн аль-Асир говорит о семистах тысячах убитых, тогда как Джувейни, допуская явное преувеличение, сообщает, что некий Изз ад-Дин Насаба «с помощью нескольких человек в течение тринадцати дней и тринадцати ночей подсчитывал людей, убитых в городе. Считая только тех, которых нашли, и исключая тех, что были убиты в пещерах и гротах, а также в деревнях и пустынях, они дошли до числа более миллиона и трёхсот тысяч».
Из Мерва отпрыск Чингисхана направился к Нишапуру, у стен которого был убит зять великого хана Тохучар. Здесь монголы вновь показали своё военное превосходство. На этот раз город пал под градом камней и снарядов с горящей нефтью. По-видимому, защитники города располагали какими-то противоосадными орудиями. Персидские источники говорят о нескольких сотнях таких орудий, что опять-таки кажется чрезмерным преувеличением. Тем не менее известно, что были попытки начать с Тулуем переговоры об условиях сдачи города, но он их отверг. Общий штурм начался 17 апреля 1221 года, а два дня спустя в стенах образовались широкие проходы. На следующий день город был взят. Как и в Мерве, монголы вывели в поле всех жителей, затем, чтобы отомстить за смерть Тохучара, было приказано «сровнять город с землёй, чтобы на его месте можно было пройти с плугом, и в знак отмщения не оставлять в живых даже кошек и собак».