Суть конфликта сводилась к тому, что Токомбаев выступил категорически против так называемого орозбаковского варианта великого киргизского эпоса «Манас», вышедшего под редакцией Айтматова. В этом издании, по мнению классика, слишком рельефно проступал националистический пафос, чуть ли не захватническая идея, что, с одной стороны, не свойственно эпосу, с другой — может негативно отразиться на международных, прежде всего советско-китайских отношениях. Аксакал киргизской литературы, выросший в атмосфере «классовой борьбы» 1920—1930-х годов, явно направлял стрелы критики, в которой отчётливо проступали идеологические мотивы, против Айтматова, действительно продвигавшего «Манас» во всём мире, открыто выступая при этом радетелем киргизского языка (да и вообще всех нерусских языков, ставших маргинальными). Чингиз Торекулович сделался как бы выразителем культурных интересов всех малых народов СССР, ничуть не отрицая при этом выдающейся роли русского как языка межнационального общения, как языка-объединителя. Мастер литературы, одинаково свободно пишущий на двух языках, он лучше многих осознавал эту сложную диалектику.
Следует иметь в виду, что в 1980-е годы Айтматов-романист, в чьём мощном воображении соткался образ манкурта, почти открыто шёл наперекор генеральной линии Коммунистической партии, а идеологический «вред» произведения киргизского писателя наносили ничуть не меньший, нежели выступления тех же диссидентов. Но его спасала горбачёвская политика демократизации и гласности, а иногда, когда писателю грозила реальная опасность, Михаил Сергеевич выступал в его поддержку лично.
Одним из первых Чингиз Айтматов заговорил об униженном положении национальных языков, об отсутствии школ на местных языках даже в столицах союзных республик. Его выступление на дискуссии об орозбаковской версии «Манаса» вызвало огромный резонанс прежде всего в тех же республиках, да и в Европе отозвалось эхом, что ничуть не обрадовало официальную Москву. Впервые Айтматов, который считался баловнем Кремля, чьё имя систематически упоминалось с самых высоких трибун как символ достижений национальной политики СССР, ощутил повеявший из столицы холодок.
В те годы мы все считали этот эпизод киргизской истории, то есть конфликт Айтматова с Токомбаевым, неким досадным недоразумением, объясняя его лишь амбициями двух грандов киргизской культуры. Но потом выяснилось, что это далеко не так. За этим конфликтом стояли слишком большие интересы — интересы большой политики, интересы всей советской империи.
Теперь, спустя почти 40 лет, обнаружилось, что терпение верхов тогда всё-таки лопнуло, и власть намеревалась каким-то образом приструнить Айтматова, заставить замолчать. И, судя по всему, собиралась сделать это руками его же соотечественника — Аалы Токомбаева, одного из зачинателей киргизской советской литературы, пользовавшегося заслуженным авторитетом и у себя дома, и далеко за его пределами. За аксакалом стояли местные секретные службы и такие всесоюзно популярные газеты, как «Правда», «Известия», «Комсомольская правда». А тайно направляли этот нешуточный идеологический диспут союзные структуры безопасности, всесильный КГБ.
Со временем нападки на писателя только усиливались, постепенно принимая характер продуманной идеологической компании. В Киргизии сформировалась группа рьяных защитников Токомбаева, выступавших в печати с ведома местных спецслужб и партийных организаций. Чингизу Торекуловичу приходилось всячески отбиваться от этих атак. Тем временем и во всесоюзной прессе начали появляться острые критические статьи о его творчестве, авторы которых тоже не особенно жаловали вчерашнего фаворита.
И всё-таки главным оппонентом Чингиза Айтматова оставался Аалы Токомбаев, признанный классик киргизской литературы, писатель и поэт действительно въедающийся. Он обвинил Айтматова в «национализме», в неуместном, на его взгляд, возвеличевании «Манаса». У него нашлось немало сторонников, но у Айтматова их оказалось значительно больше. Получилось так, что спор вокруг родного языка разделил киргизов на два лагеря — тех, кто настаивал на широком преподавании этого языка во всех школах, и тех, кто считал этот вопрос несвоевременным и надуманным, используемым только для разжигания националистических чувств. На стороне последних негласно стояло местное партийное руководство. Интересно отметить, что и теперь спор вокруг судеб киргизского языка не утихает. Насколько можно судить, продолжится он и в обозримом будущем.
Кульминацией соперничества двух маститых художников стало общественное обсуждение позиции Токомбаева в Союзе киргизских писателей. Собралась вся национальная элита, «весь цвет киргизской интеллигенции», как заметил Айтматов. Он же, как председатель Союза писателей Киргизии, открыл собрание краткой вступительной речью. И начал предоставлять слово тем, кто, по всей видимости, заранее подготовился и намеревался дать старейшине киргизской литературы крепкий отпор. Многие выступали по бумажке, почти все однозначно поддержали Чингиза Торекуловича. Атмосфера в зале накалилась, все ощущали, что участвуют в событии крупного, чуть не исторического масштаба. Да так оно, наверное, и было.
Собрание длилось почти пять часов. К его чести, аксакал, пришедший на собрание со своими взрослыми детьми, вёл себя весьма достойно. Иные выступления сверстников по перу, таких же как он «зачинателей национальной литературы», вызывали у него усмешку. Да и то сказать: обвинения против него выдвигались порой совершенно абсурдные. Вполне возможно, другой человек попросту не выдержал бы такого шквала прямых нападок и издевательств. А Токомбаев держался. Вот тогда и подумалось, что в зале сидит человек, который пережил времена похуже — времена Ежова и Берии, массовых арестов 1937—1938 годов. Только потом выяснилось, что за ним стоял — не выдавая себя и занимая позицию стороннего наблюдателя — Центральный комитет партии. Так что олимпийское спокойствие Токомбаева реально подкреплялось негласной поддержкой местной власти.
Выступали минимум человек двадцать, в их числе и признанные аксакалы литературы, такие как Т. Сыдыкбеков, Т. Уметалиев, представители более молодого поколения, — Т. Касымбеков, М. Борбугулов и другие. Держали речь учёные, критики, а также люди кино и театрального искусства.
Напряжение в зале достигло своего предела, когда основные ораторы исчерпали свои аргументы и следовало предоставить трибуну главному обвиняемому — Аалы Токомбаеву. Он просил дать ему возможность выступить. В зале сразу поднялся шум, — большинство слушать аксакала не желало. Особенно рьяно протестовал профессор М. Борбугулов, известный в стране литературовед и близкий товарищ Айтматова: мол, и без его слов всё ясно. Зал одобрительно загудел, и Токомбаеву высказаться не дали. Создавалось впечатление, что он и сам особо на трибуну не рвался, сказав лишь несколько слов с места в том смысле, что не сошёл с ума, чтобы выступить против «Манаса», за который отдал полжизни. Видя, что зал его не поддерживает, патриарх поднялся с места и пошёл к выходу.
Таким образом, победителем вышел Чингиз Айтматов — потому, главным образом, что его выступления в защиту позиций родного языка оказались созвучны нарастающей волне киргизского патриотизма.
Победителю этот успех только добавил популярности, побеждённый же сделался чуть ли не изгоем. Зазвучали выступления ряда литературоведов и критиков, утверждавших, что Токомбаев вовсе не был зачинателем национальной литературы, что таковыми следует считать, например, К. Тыныстанова и С. Карачева. Оказалось — по суждению критика А. Эркебаева — что его знаменитая ода «Время прихода Октября», считавшаяся образцом новейшей киргизской литературы, опубликованная в первом номере только что возникшей киргизской газеты «Эркин-Тоо» 7 ноября 1924 года, на самом деле была написана под сильным влиянием стихотворения «Сегодняшний день» Тыныстанова.
Но особенно агрессивно прозвучал «Ответ А. Токомбаеву», напечатанный в еженедельнике «Киргизстан маданияты». «Ответ» был построен на системе контраргументов по всем пунктам, по которым Токомбаев обвинял Айтматова, особенно в связи с геополитическим спором с соседним Китаем. В нём, в частности, говорилось: «Достаточно одного упоминания, промелькнувшего в устах одного из персонажей эпоса, слова о Китае (Кытай), причём упоминания в форме сомнительного предположения, сводящегося к тому, а не станет ли, мол, вдруг Китай оспаривать такие-то и такие земельные пределы, название которых представляет ныне интерес разве что с точки зрения этимологической расшифровки давно устаревшей туземной топонимики, как Токомбаев тут же делает неотразимый вывод о том, что эта мимолётная фраза из стародавнего сказания кочевников непременно, самым непосредственным и страшным образом повлияет на современные официальные межгосударственные устои. Осенённый такой уникальной детской догадкой, Токомбаев потрясает трибуны, предвещая чуть ли ни мировую войну в масштабах чуть ли не всего восточного полушария. Караул! Китай отхватит наши земли! Удивительно, что слушатели при этом ещё не падают со стульев от таких откровений уважаемого аксакала.