* ЧАСТЬ ВТОРАЯ * МОГУЧ И ГРОЗЕН ШАХ ХОРЕЗМА!
Глава первая. УТРО ВО ДВОРЦЕ
Служба царям имеет две стороны: одна
надежда на хлеб, другая - страх за свою
жизнь.
(Саади, XIII е.)
В предрассветных сумерках три старых имама пробирались узкой улицей Гурганджа. Впереди шел слуга с тусклым фонарем из промасленной бумаги. Старики, подбирая длинные полы широких одежд, перепрыгивали канавки с журчавшей водой. В темноте чувствовался то острый пряный аромат около закрытых лавок с перцем, имбирем и красками, то резкий запах кожи, когда имамы проходили мимо шорных рядов со складами конской, сбруи, седел и сапог. На площади грубый голос остановил их: - Стойте! По какой надобности идете ночью? - Милостью величайшего мы, духовные лица, имамы великой мечети, спешим во дворец падишаха для утренней молитвы. - Проходите с миром! Три имама подошли к высоким воротам дворца и остановились. Стук не поможет, да и оскорбителен. Ворота сами приотворились. Несколько всадников выехали из темноты и затем вскачь понеслись через площадь. Это гонцы с распоряжениями "величайшего и прозорливейшего защитника веры и справедливости" помчались по направлениям, не известным никому, кроме пославшего их. Старики, переступая с камня на камень, пробрались через большую лужу и вошли в ворота. По широкому двору во всех направлениях ходили шахские воины. Двое часовых узнали в прибывших священнослужителей и посторонились, давая дорогу. Три старика миновали несколько дворов. Заспанные сторожа открывали тяжелые ворота, громыхая железными ключами. Наконец показалась створчатая дверь. По сторонам ее, опираясь на копья, застыли два воина в железных кольчугах и шлемах. Подошедший слуга, высоко подняв глиняный светильник с коптящим фитилем, сказал: - Хранитель веры еще не выходил. - Мы подождем,- ответили три старика и, скинув туфли, ступили на ковер, опустились на колени и раскрыли перед собой большие книги в кожаных переплетах с медными застежками. - Вчера четыре мятежных хана прислали заложниками своих малолетних сыновей. Шах устроил пиршество. Зажарили двенадцать баранов,- сказал один имам. - Что-то сегодня он еще придумает? - прошептал второй. - Самое главное - во всем с ним соглашаться и не спорить,- вздохнул третий. Хорезм-шаху Мухаммеду снился сон; он стоит в степи на холме, и кругом, сколько можно видеть, столпились тысячи и тысячи людей. Небо горит закатными бронзовыми лучами. Солнце, еще ослепляющее, быстро опускается в однообразную песчаную равнину. - Да живет, да здравствует падишах! - раскатами доносятся крики из отдаленных рядов. Люди медленно склоняют спины, и за белыми чалмами прячутся их лица. Вся толпа опускается на колени перед повелителем, видны только халаты, похожие на волны вечно беспокойного Хорезмского моря. - Да здравствует падишах! - звучат, как эхо, последние отдаленные крики, и все замолкает. Солнце скрывается, и степь тонет в синих сумерках и молчании. В потухающем свете шах видит, как нагнувшиеся спины ползут к нему, взбираясь по склону холма. - Довольно, назад! - приказывает шах. Но спины приближаются со всех сторон, бесчисленные спины в полосатых халатах, перевязанных оранжевыми поясами. Шаху кажется, что у всех за пазухой скрыты отточенные ножи. Люди хотят зарезать своего повелителя. Он бросается вперед. и ударяет ногой ближайшего, халат взвивается и отлетает, как птица,- под ним никого нет. Шах откидывает ногой Другие халаты, и под ними тоже пустота. "Но среди них есть один! Он спрятался, чтобы подобраться и ударить ножом в мое сердце, сердце, которое живет и бьется только для счастья и величия славного рода хорезм-шахов". - Довольно! Шах приказывает вам: уходите! - Голос звучит глухо, чуть слышно,- и все исчезает. Степь расстилается кругом, пустынная, серая и немая. Жесткие стебли травы, как царапины на омертвевшем небе. Теперь шах один, совершенно один в пустыне, без коня. А где-то здесь, совсем близко, за одним из серых холмов, в лиловой впадине притаился тот единственный, который должен его зарезать... Все хотят его смерти, но только один решился прикончить его жизнь. Кто же он? Вдали эхом звучит крик толпы: - Да живет Джелаль эд-Дин! Слава храброму сыну и наследнику хорезм-шаха Джелаль эд-Дину! "Забыв меня, они уже готовы целовать руки моего сына? Надо покончить с этим, довольно! Я раздавлю того, кто встанет на моем пути,- пусть это будет багдадский халиф или мой непокорный сын! Довольно!.." Еще в полусне шах услышал возле себя шорох и почувствовал, как что-то холодное коснулось его лица. Страх и страстная жажда жизни заставили его разом напрячь все силы и вскочить. Шах раскрыл глаза и стал тревожно всматриваться в темные углы комнаты. От большого очага в стене веяло теплом раскаленных углей. Около него сидел кто-то. Это дикая степная девушка, которую привезли вчера. Она в страхе отодвинулась, закрылась руками. - Кто ты? - Аллах велик! Я Гюль-Джамал, туркменка из пустыни. Вчера вечером тебя сонного под руки привели сюда, и ты, как лег, так сразу и заснул. Я боялась тебя, ты так страшно хрипел и стонал во сне, точно умирал. Это тебя душили ночные "дивы". Они летают в темноте над юртами и через верхнее отверстие пробираются внутрь, чтобы терзать тех, у кого на сердце убийство. - А что у тебя было в руке? - и шах сжал ее маленькие руки. - Мне больно! Оставь меня! - Покажи, что было в руке? - У меня нет и не было ничего. Хочешь, я спою тебе нашу степную песню о соловье, который влюбился в розу? Или расскажу сказку о персидском царевиче, увидевшем в зеркале лицо китайской княжны? - Не надо сказок ни про розу, ни про царевича... А!.. Дот я нашел ножны от кинжала. Зачем ты пришла к твоему падишаху с ножом? - Оставь меня! Старики учат: "Не бей коня, потеряешь друга"... Гюль-Дэкамал выскользнула и отбежала. - Вай-уляй! Ты задушишь меня! Я тебя боюсь. Она бросилась в низкую створчатую дверь и натолкнулась на двух служанок, которые подслушивали. Шах, тяжело дыша, подошел к очагу. В его выпуклых, как у быка, глазах дрожали красные огоньки. Он постучал камышовой палочкой по медной чаше. Из створчатой двери показался старый слуга с козьей бородкой и упал перед шахом ка ладони. - Эту девушку вечером доставить в ковровую комнату. Здесь ли векиль и великий визирь? - Все ждут тебя, светлейший, также "господин новостей" и три имама. - А хан Джелаль эд-Дин еще не приехал? - Опоры престола еще нет. - Пусть дожидаются. Ко мне в бассейную приведи бра-, добрая покрасить бороду и банщиков размять спину. Хорезм-шах вышел в соседнюю комнату. Старый слуга, высохший и сгорбленный, со слезящимися красными глазами, стал собирать подушки и ватные одеяла и складывать их в нише стены. На ковре что-то блеснуло. Старик наклонился и поднял остро отточенный кинжал с ручкой из слоковой кости. - Это туркменский нож... О, эти туркменки! Их гнева надо опасаться, как укуса ядовитого паука каракурта. Передать сейчас векилю или спрятать? А кто меня торопит? Шах затянул туже шнурок шелковых просторных шаровар, опутал дородное чрево полосатым шарфом, засунул за пояс нож в серебряных ножнах, набросил на плечи длинную, крытую парчой соболью шубу. Из ниши в стене шах осторожно достал искусно скрученную белую чалму и привычным жестом надвинул ее на длинные полуседые кудри. Сдерживая дыхание, шах прислушался возле двери, сжимая холодную рукоятку ножа. "Осторожный всегда готов отразить нападение. В темноте извилистых переходов дворца внезапно может поразить рука измаилита, подосланного моим заклятым врагом, халифом багдадским..." - Ты здесь векиль? - спросил он вполголоса. - Я давно жду моего повелителя. Шах отодвинул деревянный засов и приоткрыл дверь. Тускло озаренные двумя масляными светильниками, склонив низко спины, стояли фигуры приближенных сановников. Всунув босые ноги в жесткие, остывшие за ночь туфли, Мухаммед прошел в следующую комнату. Там ждали слуги. Один держал глиняный светильник, другой - серебряный таз, третий - кувшин с изогнутым узким горлышком. Они помогли шаху совершить омовение около водоема, где вода стекала в отверстие в каменном полу. Четвертый слуга подал на вытянутых руках длинное, расшитое шелками полотенце и надел на пухлые ноги повелителя шерстяные узорчатые носки. Пока хорезм-шах ванимался одеванием, векиль сообщал последние новости: - Очень холодно на дворе. Все покрылось белым инеем... Три имама пришли во дворец и ждут повелений... Также ожидает начальник палачей Джихан-Пехлеван... Вчера вечером из Булгара прибыл большой караван в триста верблюдов с партией булгарских сафьяновых сапог и с сотней пленных урусов. Около двухсот рабов умерло в пути, хотя почти каждый день их кормили просяной кашей с кунжутным маслом. Перед этим другой караван был разграблен туркменскими разбойниками. Вероятно, это дело рук Кара Кончара. - Я разгромлю туркменские кочевья! Но больше всего меня лишают спокойствия паломники из Багдада. Не видно ли дервишей-арабов из Багдада? Все они лазутчики багдадского халифа, все они хотят мне зла. - Какие негодные люди могут хотеть зла великому защитнику веры? - Такими стали мусульмане! Окончив одевание, шах направился своим обычным путем, сперва коридорами, затем витой каменной лестницей. Векиль и евнух с факелом шли впереди и раскрывали двери. Шах поднялся на верхушку каменной дворцовой башнп.