Он дал Джэбэ Нойону два тумэна и отдал приказ идти на Кашгар и раз и навсегда покончить с Гучлуком. В то же самое время он повелел своему сыну Джучи, взяв в советники Субудая, с равными силами идти на Алмалык, взять его и покончить с теми меркитами, которые, возможно, смогут ускользнуть от гнева Джэбэ.
Путь тумэнов Джэбэ пролегал через Бишбалык (развалины которого по сей день можно видеть в нескольких милях от современного города Урумчи) и Бештам; и как только Бишбалык был в его руках, все остальное было лишь делом времени.
Едва услышав о приближении Джэбэ, Гучлук бежал в Кашгар, но мусульманское население, в памяти которого еще свежи были воспоминания о распятом имаме, было так враждебно к нему настроено, что он принужден был оставить Кашгар и укрыться в горах, в то время как кашгарцы открывали ворота своего города и радостно приветствовали монголов.
Джэбэ, который в простоте душевной не видел никакой разницы между Буддой и Мухаммедом, сразу же провозгласил полную свободу вероисповеданий, и одним этим склонил жителей на сторону Чингиз-хана. Потом Джэбэ отрядил верных людей на поимку Гучлука. Те повели охоту за беглецом по непроходимым ущельям и горам, именуемым ныне Вершиной Мира, успешно перехватив беглеца в одном из Бадахшанских ущелий, в северных отрогах Гиндукуша. Гучлук был убит, а голова его отправлена Чингиз-хану.
В летописях говорится, что, когда монгольский хан получил донесение Джэбэ о полной и решительной победе, он не только не возликовал, но даже многозначительно посоветовал своему верному слуге не заноситься и всегда помнить о том, кому по праву принадлежит честь торжествовать победу. Он имел в виду себя. Хотя вся военная операция Джэбэ удостоилась всего лишь беглого замечания в исторических хрониках, во многих аспектах она была весьма примечательна.
Быстрота, с которой Джэбэ достиг Кашгара, не дала Гучлуку времени на организацию достойного отпора неприятелю и не оставила ему иного выхода, кроме бегства. К западу от Кашгара возвышался хребет, самый высокий пик которого достигал 25 000 футов, а горные перевалы и даже ущелья между горами располагались на высоте от десяти до пятнадцати тысяч футов, и имей беглец за своей спиной преследователей из любой другой армии мира, он наверняка чувствовал бы себя в полной безопасности, перейдя тайными тропами горы. Но обитатели степей, как это ни странно звучит, отважились преследовать его даже на Крыше мира. Отряд Джэбэ Нойона поднялся на высоту десять — пятнадцать тысяч футов и прошел на этой высоте три или четыре сотни миль. Когда в наше время исследователи решаются пройти тем же самым маршрутом, их награждают медалями географических обществ. Ни о чем подобном ни Джэбэ, да и ни один из людей его отряда даже не помышляли. Они совсем не готовились к исполнению этого дерзкого и удачного предприятия. Пока Джэбэ скакал на Кашгар, Джучи двигался на Алмалык, восставший против Гучлука и осаждаемый его войсками.
Приближение Джучи вынудило каракитаев и меркитов снять осаду с города. Войска каракитаев в панике бежали, Джучи вступил в город без боя и, заняв его, лишил Гучлука всякой надежды на успех, ибо теперь центр каракитайского государства находился в руках монголов. Операция Джучи, в сочетании с экспедицией Джэбэ, решила судьбу владычества каракитаев. Когда их города в бассейне реки Тарим оказалось в руках Джэбэ, а поселения по реке Или и долине реки Эмель в руках Джучи, всякое сопротивление прекратилось.
Из Алмалыка Джучи повел свои войска на равнины, лежащие вдоль берегов Талас-реки, где в это время кочевали меркиты. Битва между монголами и их непокорными соплеменниками разыгралась где-то в окрестностях города Караку (к западу от реки Чу).
Трое из четырех меркитских вождей были убиты в бою, четвертый вместе с разрозненными остатками меркитского войска бежал в сторону города Джэнд, расположенного на берегу Сыр-Дарьи. Вот тогда-то монголы впервые столкнулись с хорезм-шахом Мухаммедом.
За пять лет до описанных событий, приблизительно около 1213 года, хорезм-шах Мухаммед, воспользовавшись беспорядками в царстве каракитаев, вызванными дурным правлением Гучлука, рассорился со своим былым союзником Усманом, правителем Самарканда, и захватил его город. Затем он перенес свою столицу из Ургенча в Самарканд, таким образом увеличив свои владения вплоть до Бенакета на Сыр-Дарье, города, отошедшего к владениям Гучлука на основания заключенного между ними соглашения.
В течение двух последующих лет Мухаммед продолжал неуклонно продвигаться на юг, завоевывая земли Афганистана и Центральной Персии.
В Газни, в то время главном городе Афганистана, ибо Кабулу вплоть до XVI века предстояло пребывать в безвестности, он узнал, что багдадский халиф, не на шутку встревоженный неожиданным возвышением Хорезма, пытается создать коалицию против него. Тогда в 1216 году Мухаммед вновь собрал армию и двинулся на запад, целью своего похода имея Багдад. Впрочем, намерение хорезм-шахов отнять у аббасидских халифов Багдада светскую власть возникло в правление отца Ала-эд-Дина Мухаммеда — султана Текеша (1193–1200).
Город халифов из династии Аббасидов был спасен неожиданно выпавшим на горных перевалах Курдистана снегом, полностью блокировавшим все подступы к Междуречью Ирака. На увязшую в снегах армию хорезмийцев обрушились племена курдов, не дававшие захватчикам перевести дух. Большие потери в войсках, так и не увидевших неприятеля, вынудили Мухаммеда отступить. Сам он вернулся в Самарканд. Тем не менее, несмотря на неудачу последнего похода, владения его в настоящее время простирались от Инда (Синда) до гор Курдистана и от Индийского океана до степей, лежащих к северу от Сыр-Дарьи и Аральского моря.
Однако его поход на Багдад имел одно и очень серьезное последствие: багдадский халиф ан-Насир (1180–1225) был так напуган, что принялся всюду, где только возможно, искать новых союзников в борьбе против хорезм-шаха. Одним из таких возможных союзников были монголы. Увы, как верно отметил В. В. Бартольд в своем сочинении по истории Востока, вражда халифа ан-Насира с хорезм-шахом Мухаммедом стала одной из причин гибели как династии Аббасидов, так и хорезм-шахов.
Слухи о великом монгольском завоевателе достигли ушей халифа, и тот искал способ заставить Чингиз-хана нанести удар по империи Мухаммеда[6]. Но еще в 1217 году, прежде чем между Самаркандом и Багдадом испортились отношения, Чингиз-хан отправил посольство к Мухаммеду, выразив надежду, что между ними всегда будут царить прочная дружба и взаимопонимание, но неустанно повторяя при этом, что правителю Хорезма надлежит воздержаться от какой-либо помощи Гучлуку, против которого готовилась война. Чингиз-хан также добавлял, что будет смотреть на Мухаммеда как на своего самого любимого сына — намек на явное превосходство монгольского владыки, который Мухаммед легко мог усмотреть посреди столь лестных выражений. Этот намек очень сильно разгневал хорезм-шаха, ведь за год до того, в 1216 году, его посольство лично убедилось в жесточайшем опустошении Китая.
Тем временем в делах великого Хорезма наметились разногласия. Мать Мухаммеда, султанша Тюркан-хатун (в иных источниках Теркен-хатун), одна из тех властных женщин, которые никогда не желают смириться с тем, что сын уже вырос, по-прежнему цепко держала в своих руках дела правителя, вынуждая хорезм-шаха на каждом шагу следовать ее советам и исполнять ее волю. Постепенно она дошла до того, что составила политическую оппозицию султану. Это женщина происходила из племени тюрок-канглы, некогда вступивших на хорезмийскую службу и много десятилетий спустя сформировавших касту военной аристократии, неприкасаемую, надменную и могущественную. Их нынешнее положение пошатнулось, и все надежды свои они всецело возлагали на господство Тюркан-хатун. Именно в них она нашла себе самых ярых и верных сторонников. В случае необходимости тюркская гвардия могла оказать ей поддержку в любых возможных разногласиях с сыном.
6
Историки Ал-Макризй, Иби Басил и некоторые другие прямо говорят, что повелитель правоверных халиф ан-Насир подстрекал в своих посланиях Чингиз-хана напасть на страну хорезм-шаха.