Напротив, он отдал приказ тотчас приступить к штурму, и обстрел города начался. Глубокий ров, со всех сторон окружавший город, был засыпан, в крепостных стенах было пробито 70 брешей. Затем десятитысячный штурмовой отряд ринулся на приступ. Во главе нападавших была безутешная, но горящая жаждой мести вдова Тохучара (Тогачара), дочь Чингиз-хана. Она шла впереди штурмующих. Монголы ворвались в город в нескольких местах, бойня началась. В течение четырех дней в городе шел бой и не прекращались убийства мирных жителей. Не пощадили никого, даже собак и кошек.
Туле хорошо усвоил урок Мерва, когда некоторые из его жителей, прячась среди руин и мертвецов, избежали резни. На этот раз он распорядился обезглавить каждого встреченного и поверженного врага, даже если тот был уже мертв; из мертвых голов были сложены пирамиды — мужских, женских, детских — каждая отдельно. Затем был отдан приказ разрушить здания, и работа эта длилась в течение пятнадцати дней. Лично убедившись в том, что Нишапур исчез с лица земли, Туле велел засеять ячменем то место, на котором когда-то стоял город. Говорят, что позже он нередко повторял: «Я обратил в пыль и песок стены древнего Нишапура, но убедился, что и они могут приносить пользу: я увидел, как пророс на этом поле ячмень, напомнив мне и моим воинам родную Монголию».
Нишапур больше не угрожал Чингиз-хану, и Туле сразу повернул войска на восток. Но прежде чем уйти, он выслал отряд к городу Тусу, чтобы и с ним поступить так же, как с Мервом и Нишапу-ром. Именно этот отряд разрушил и разграбил великолепный мавзолей Харуна ар-Рашида, ибо даже мертвым не было покоя там, где проходили монголы.
Следующей целью Туле был Герат. Направляясь к нему, он выслал во всех направлениях конные сотни — сжигать, грабить и убивать. Его войско разбило лагерь у стен Герата. Теперь Туле был уверен, что в тылу у него нет никаких очагов возможного сопротивления.
Правитель Герата решил защищать город до конца, и после восьмидневной подготовки штурм города начался. Монголы атаковали одновременно со всех сторон, отважный правитель города пал, отражая натиск монголов, и жители заколебались. К Туле прибыла их делегация. Удивительно, но в данном случае он согласился принять капитуляцию и даже сдержал свое слово настолько, насколько мог его сдержать воинственный и вероломный монгол. Он истребил лишь 12 000 человек из числа воинов гарнизона, но пощадил жителей. Но может статься, что эта неожиданная честность (и милость) его проистекала из необходимости как можно скорее вернуться к Чингиз-хану. Кто знает? Однако позднее сам Чингиз-хан горько упрекал Туле за его снисходительность. Туле оставил в Герате монгольского градоначальника и начал долгий поход назад.
Случилось так, что как раз в этот период времени, когда Хорасан лежал в развалинах, одно маленькое тюркское племя, обитавшее до этого столетиями в оазисах неподалеку от Мерва, в ужасе и страхе оставило свои пастбища и кочевья и через Мазандаран и южный Азербайджан бежало на запад и укрылось в Армении. Когда монголы восемь лет спустя опустошили и эту страну, маленькое племя тюрок бежало дальше на запад. Вождь его Эртигрул умер в безвестности, но вот сын его Осман (Усман) стал основателем великой Османской династии правителей Турецкой империи, перед которой столетия спустя в ужасе трепетал не только Восток, но и Западная Европа.
Мы оставили Чингиз-хана в его лагерях, разбитых на богатых травами лугах долин, лежащих к югу от Аму-Дарьи. Оттуда он отправлял отряды для очищения от сил противника верховий этой реки и реки Сыр-Дарьи. Посланные им монголы шли в Фергану и Бадахшан. У самого подножия Бадахшанских гор стояла мощная крепость Таликан (Талукан), которая упорно и весьма успешно на протяжении шести месяцев отражала все атаки нойонов Чингиз-хана. Наконец, старый Великий хан взял ход военной операции в свои руки, повелев возвести длинную и высокую насыпь, доведя ее постепенно до уровня крепостных стен, и летом 1221 года лично руководил успешным взятием непокорной крепости, посреди руин которой его воины не оставили ни одного уцелевшего жителя. Однако нельзя было сказать, что чем дальше шли боевые действия, тем свободнее, безопаснее и увереннее чувствовало себя в этих местах северного Афганистана монгольское войско… И тому были веские причины.
В предыдущей главе мы рассказали о том, как Джелаль эд-Дин, сын хорезм-шаха Мухаммеда, уйдя от монгольской погони, оставив южные берега Каспийского моря, отплыл на полуостров Мангышлак, а оттуда ускакал в Ургенч. Он застал город за активной подготовкой к обороне, однако вскоре борьба политических группировок показала ему, насколько его дело здесь безнадежно. Поняв, что он не может ни контролировать, ни примирить противоборствующие стороны, он оставил город. План, который теперь он намеревался осуществить, был столь же отважен, сколь и безрассуден. Джелаль эдДин поскакал через пески Каракумов с тремя сотнями своих сторонников, решив попытать счастья в Афганистане. Среди его спутников был отважный защитник Ходжента Тимур-Мелик. Но Джэбэ и Субудай оставили отряды в Хорасане, а Чингиз-хан развернул целую цепь конных разведывательных разъездов между Мервом и Нисой для наблюдения за малейшим движением, исходящим из Ургенча. Так что неподалеку от развалин Нисы, недавно разграбленной и разрушенной Тохучаром, монгольский отряд в семьсот человек преградил им путь. Явно превосходящие силы врага не смутили отважных воинов. Джелаль эд-Дин и Тимур-Мелик атаковали ненавистного врага, и, сразив многих монголов, силой и мужеством проложили себе путь сквозь монгольские ряды.
Вместе с остатками своего отряда Джелаль эд-Дин и Тимур-Мелик целыми и невредимыми достигли Нишапура, тогда еще не взятого монголами, и провели там некоторое время в безопасности. Братья Джелаль эд-Дина, младшие дети Мухаммеда, выехали из Ургенча через некоторое время после его отъезда, но получили достоверное известие о приближении к городу армии под предводительством Джучи, Джагатая и Угэдэя (Огдая). Они тоже столкнулись с монголами, но были гораздо менее решительны и мужественны и не столь счастливы, как их старший брат. Все они пали под монгольскими стрелами, и их головы были водружены на пики в ознаменование монгольской победы (февраль 1221 года).
Посмотрим теперь, что предприняла армия Джучи, Джагатая и Угэдэя, которую Чингиз-хан послал на Ургенч. В то время как Туле направлялся в Хорасан, эта армия двигалась вниз по течению Аму-Дарьи — в древний Хорезм.
Должно быть, этот поход начался в январе 1221 года, и путь монгольских войск пролегал через Бухару на север — в Ургенч. Аму-Дарью монголы перешли по льду южнее Ургенча. В этих местах и далее на север, по мере приближения к Аральскому морю, река становилась все шире и мелководней, постепенно разделяясь на несколько рукавов. Течение ее то тут, то там ограждали острова. Чем ближе к морю, тем болотистей становилась местность, но обилие воды, направленной в многочисленные естественные протоки и созданные руками человека каналы, способствовало развитию в некоторых местах Хорезма ирригационного земледелия.
Количество садов и огородов в таких местах было необычайно велико, хотя издревле остальные районы дельты Хорезма считались нездоровыми из-за полчищ комаров, роящихся в заболоченных местах.
Первым признаком надвигающейся грозы стало совершенно неожиданное для жителей Ургенча появление монгольского разведывательного отряда, осмелившегося вплотную подойти к самым воротам города и захватить несколько его жителей (а вместе с ними и лошадей) в плен. Силы гарнизона были велики — 90 000 прекрасно вооруженных бойцов. Некоторые из них — по всей видимости, отъявленные храбрецы, — тотчас сделали вылазку и завязали бой. Монголы, как всегда, внезапно обратились в бегство, и тюрки начали стремительное преследование. Неожиданно монголы остановились и, повернув назад, атаковали. В это самое время главные монгольские силы, до сих пор не показывавшиеся на глаза тюркам, отрезали их от города. Монгольская хитрость была проста и эффективна. Тюрки были наголову разбиты, а некоторые не в меру рьяные монголы даже ухитрились ворваться в город буквально на плечах беглецов, но там были перебиты.