Подошла главная армия и молодые ханы, дети Чингиз-хана, потребовали от города сдачи, однако их требование было встречено с явным пренебрежением. Особенности самой почвы способствовало делу защиты города и крайне мешали осаждавшим. Дельта Аму-Дарьи состоит из весьма мягкого ила, занесенного сюда рекой благодаря ее очень медленному и величавому течению. Более тяжелые илистые отложения оседали на дно в верхнем течении реки, и только самый плодородный и легкий ил достигал устья. Передвигать тяжелые катапульты по такой почве было далеко не легким делом, но еще труднее в этих местах было раздобыть тяжелые и твердые камни и каменные блоки, необходимые для разрушения крепостных стен и городских сооружений.
Изобретательные китайские инженеры пытались, правда, чем-либо восполнить этот недостаток, срубая стволы тутовых деревьев и для придания тяжести и прочности вымачивая их в воде, но это средство вскоре было признано малоэффективным. Дерево не заменяло камня и сильных разрушений в городе не производило.
Между тем Угэдэй и Джагатай поселились в загородной резиденции хорезм-шахов Тиллялы, в то время как их военачальники: Кадан, Богурчи, Тулен Джерби, Таджибек продолжали изготавливать осадные орудия и изыскивать способы хоть чем-либо заменить недостающий камень.
Во главе войска городского гарнизона стояли султан Хумар-Тегин с ближайшими и верными ему помощниками Огул Хаджибом, Эр-Бука Пехлеваном, Али-Дуруги.
Джучи со своим войском прибыл последним, когда его братья уже полностью взяли город в кольцо осады. Мимо стен города, в одном из его предместий, протекал один из рукавов Аму-Дарьи. На десятый день осады монголы, стремясь добраться до городских стен, попытались овладеть одним из мостов через поток Аму-Дарьи, ведущий прямо к крепостным воротам. В этом месте стена была наименее высока, но мост, ведущий в город, был разрушен жителями Ургенча. Чтобы подвести к стенам метательные машины, тараны и черепахи, 3000 монголов и огромное количество пленных начали исправлять мост через канал. Осажденные сделали вылазку, завязался жестокий бой. Неожиданный натиск воинов городского гарнизона и простых горожан, поддержанный огнем со стен, увенчался блестящей победой. Монголы были отброшены, потеряв убитыми и тяжелоранеными 3000 человек. Потеряв надежду в скором времени овладеть городом, они прибегли к последнему средству, бывшему в их распоряжении и весьма часто применявшемуся в Европе для достижения тех же целей. Этим средством была голодная блокада.
Осада тянулась всю весну и продолжалась летом, весьма неблагоприятным временем года в этих краях. Джучи и Джагатай рассорились, дисциплина начала падать. Суть конфликта сводилась к тому, что Джучи явно отрицательно относился к мысли, которую внушал ему и его братьям отец — непременно уничтожить город, — который в скором времени должен был стать частью его владений. Та же самая причина заставляла его воздерживаться от полного разрушения городов по берегам Сыр-Дарьи.
Наступил июнь, царила невыносимая жара, а город все еще не был взят. Монголы несли ощутимые потери — от малярии, тифа и дизентерии, часто посещающих болотистые земли такого типа.
Между тем Чингиз-хан проявлял нетерпение. Разногласия между двумя сыновьями были ему известны и очень его беспокоили. Тогда он отстранил от командования обоих, верховную власть над тремя армиями вручил одному Угэдэю (Огдаю). По всей видимости, он знал, что Угэдэй рано или поздно примирит братьев и восстановит дисциплину в армии.
Угэдэй решил довести осаду до конца. Отступить было невозможно. Отец этого ему никогда бы не простил. Когда городской гарнизон построил деревянные укрепления вдоль берега реки, протекающей у стен города, и вывел через каналы довольно хорошо вооруженный речной флот, китайские инженеры сделали все от них зависящее, чтобы его уничтожить. Ими было изготовлено огромное количество зажигательных стрел и материалов. Воспользовавшись первым дуновением сильного ветра, они тотчас же обрушили огненный смерч на корабли речной флотилии и прибрежные укрепления, которые, как мы помним, тоже были в основном из дерева.
Воспользовавшись паникой, охватившей некоторые районы города в связи с неожиданным пожаром, монголы стремительно пошли на штурм прибрежных укреплений и посреди ужасающего огня и страшной резни ворвались в предместье. Уже давно свыше 3000 человек работали над изменением русла реки Аму-Дарьи и, хотя гарнизон все время беспокоил рабочих беспрестанными вылазками, Угэдэй все-таки довел работы до конца (июнь 1221 года). Наконец, считая, что время пришло и час судьбы пробил, он приказал начинать генеральный штурм города со всех сторон, и осаждающие поднялись на стены. Когда же правитель города прислал гонца, говоря, что жители его достаточно испытали на себе в течение шести месяцев ярость монголов, а теперь уповают на их милосердие, Угэдэй в изумлении воскликнул: «Как! Из-за своего упрямства вы погубили столько наших людей! Знайте, что это мы испытали на себе вашу ярость, а теперь черед вам испытать на себе нашу месть!».
И все же он пощадил ремесленников и мастеров различных искусств и ремесел, а остальных предал смерти. Когда истребление было завершено, пленных, оставшихся в живых, заставили разрушить Великую плотину Аму-Дарьи, позволив волнам довершить истребление города.
Ургенч был выстроен на месте древнего высохшего русла Аму-Дарьи, которое протекало, минуя Аральское море, прямо в воды Каспия, и монголы своими инженерными работами вернули воды реки в ее древнее русло. Вот как об этом сказал древний историк Ибн аль-Асир (XIII в.): «Монголы сами разрушили плотину, после чего вода хлынула и затопила весь город. Строения разрушились, и место их заняла вода». Существует предание, что именно по приказу хана Джагатая, не желавшего оставлять в руках своего брата Джучи жемчужину Хорезма, монголы разрушили плотины, распределявшие воду по всей стране, и воды Аму-Дарьи хлынули в свое старое русло. Так или иначе, но все чудом уцелевшие от монгольских погромов жители города захлебнулись в мутных потоках родной реки, а воды ее опять потекли в сторону Каспия[16]. После гибели Ургенча были взяты и другие, менее крупные, города. Дельта Хорезма была очищена от хо-резмийских войск. Последняя угроза флангам и тылу войска Чингиз-хана была устранена. В ответ на его призыв армия Угэдэя поспешила на воссоединение с ними; и причина столь внезапного приказа должна быть объяснена.
Джелаль эд-Дин — а было это в феврале 1221 года, задержался в городе Нишапуре. Возможно, он ясно видел безнадежность попыток поднять на борьбу Хорасан: слишком силен был страх перед монголами, зароненный в сердце хорасанцам совсем недавно прошедшими здесь Джэбэ и Субудаем. Поэтому даже самые отважные предпочитали благоразумно отсиживаться за стенами городов. Спустя некоторое время выехав из Нишапура, Джелаль эдДин заметил, что его преследуют монгольские разведчики, число которых день ото дня постоянно растет. Монгольская система конной разведки находилась на очень высокой ступени развития. Его встреча с монголами под стенами Нисы, так же как появление монголов у Нишапура, едва ли покажутся простым совпадением. Создается впечатление, что на протяжении всей хорезмийской кампании монголы точно знали, что происходило или происходит в лагере их врагов, в то время как их противники с трудом представляли, каким будет следующий шаг монголов. Если отдать себе отчет в том, что многие военачальники Чингиз-хана в кампании против Хорезма были тюрками[17], нет ничего удивительного в том, что Чингиз-хан имел все возможности для того, чтобы организовать великолепную и эффективную разведывательную сеть. У его врагов такой возможности не было. Военная система монголов затрудняла проникновение вражеских лазутчиков в их среду — настолько она была спаянной и монолитной, чего никак нельзя сказать об армиях их врагов. Вполне возможно, что этот недостаток вражеских армий упрощал работу монгольских лазутчиков.
Весьма многим была обязана монгольская разведка и природным навыкам и способностям монголов, этих прирожденных следопытов степей и пустынь.
16
Как утверждает Герберт Вуд в своей книге «Берега озера Арал» (изд. Смит Элдер, 1876 г.), большая плотина перекрывала старое русло Окса (Аму-Дарьи) и удерживала реку в ее новом течении. Монголы, разрушив эту плотину, не только поменяли течение реки, но и превратили всю местность в болото. Город, называемый ныне Старый Ургенч, был выстроен в 60 милях от своего печально знаменитого предка. Известно также, что еще в XVI столетии, три столетия спустя после походов монголов, Оке (Аму-Дарья) по-прежнему текла в Каспийское море (sic), (см. «Каракитаи и те, кто жил западнее их»).
17
На три четверти население монгольской возвышенности состояло из тюрок. Слово «монголы» применяется мною подчас в обобщающем смысле. К примеру, китайские историки, сталкивавшиеся с той же проблемой, называли все население Монголии «та-та» — «татар», т. е. именем монгольского племени, весьма родственного маньчжурам. Заметим, что в древности под словом «монголы» или «татары» понимались самые различные народы — персы, тюрки-канглы, туркмены, китайцы, уйгуры и даже русские, служившие под началом чистокровных монголов в их очень интернациональных войсках.