Работа Дж. Дугласа тоже не слишком ясна в этом отношении. Мне потребовалось много месяцев, чтобы распутать и уяснить себе слишком запутанную нить его повествования.
Труд, предлагаемый ныне читателю, впервые был опубликован в ежеквартальном «Журнале канадской обороны» за 1932–1933 годы, но дальнейшие исследования потребовали переработки и изменения всего опубликованного произведения.
Со своей стороны должен поблагодарить генерал-майора Э. Мак-Ноутона, полковника Э. Бернса и майора К. Стюарта за их советы и критические замечания.
Я должен поблагодарить также доктора Мелдрэма Стюарта за математическое уточнение даты солнечного затмения, упомянутого в записях Чан Чуня, ибо именно оно обеспечило меня точной хронологической опорой для установления всей истории монгольской катастрофы.
Глава I
МОНГОЛЬСКИЙ ВОИН
Узрите: народ придет с севера, и это будет великий народ, и в руках его будут луки и копья, и люди эти будут жестоки и никому не будет от них пощады.
Глас их будет рокотать подобно морскому прибою. Они будут на конях и все как один поднимутся для битвы.
Если мы обратим взгляд в прошлое, во времена, предшествующие императорскому Риму, к эпохе древних цивилизаций Восточного Средиземноморья, и даже еще ранее, к великим дням Древнего Вавилона, то сразу заметим, что вместо безоблачного неба над горизонтом нависают тучи, грозящие однажды разразиться неминуемой катастрофой.
Для древних цивилизаций земли, лежащие к северу от них, всегда оставались terra incognita — страной неведомого. Оттуда всегда исходила опасность. Для древних это была земля бескрайних равнин, населенных людьми очень необычных нравов, стремительных в развязывании войн, ужасных в битве уже одним тем, что луки их испускали в противника ливень гибельных стрел. В остальном эти северные страны оставались для древних землями холода и мрака. Даже если мы сменим декорации и бросим взгляд на другие регионы, то и здесь суть дела останется той же — мы увидим неожиданно появляющиеся волны диких и чуждых цивилизации племен, несущих с собой смерть и разрушение, оставляющих цивилизованные государства в руинах и исчезающих во мраке, из которого они явились. Иногда они становятся оседлыми и, подобно мадьярам в Венгрии, осваивают земледелие. Но потом земли, которые оставили вчерашние варвары, разверзаются вновь и оттуда вырываются на свет божий новые вихри — новые волны диких наездников, способных лишь сметать все на своем пути. История повторяется. Таким-то вот образом некогда племена диких касситов и гиксосов хлынули на Вавилонию и Египет около 1800 года до новой эры.
«И страшен был вид этих существ, — говорит древний историк Манефон о гиксосах, — ибо явились они на лошадях, животных доселе не виданных в Египте никогда». Гиксосы завоевали Египет, как монголы завоюют 30 столетий спустя Хорезм. Иногда поток кочевников наталкивался на сильное сопротивление, но, находя встречную преграду, он всегда уходил на север, в свои неведомые бескрайные земли, местоположение которых многие века оставалось загадкой за семью печатями. Коммерийцы и скифы, вооруженные великолепными луками и мечами, проложили путь завоеваниям мидийцев, разрушившим до основания древнее царство Ассирии. Гораздо лучше известны гунны, проделавшие путь от Великой Китайской стены до пределов императорского Рима. Другими народами из глубин тайников истории были мадьяры, авары, парфяне и племена ариев, пришедшие в Индию, Персию и Европу с севера. Очень мало известно о них, большая часть их деяний приходится на периоды истории, когда свет цивилизации был не так ярок, как в последующие времена. Но есть один народ, — и этот народ монголы, — чье вторжение приходится на самый расцвет цивилизации и исторической науки. И хотя в хрониках их времени встречаются пропуски и лакуны, все же исторического материала вполне достаточно, чтобы воссоздать подробную картину разворачивающихся событий. Чем дальше уходили они от своих кочевий, тем быстрее одно удивительное и жестокое событие сменяло другое, тем стремительнее неслись их кони, не позволяя летописцам поспевать за ними. Часть хроник написана на монгольском, но существуют и китайские, персидские, армянские, латинские, русские и венгерские свидетельства и рассказы: и историк, поставивший перед собой задачу воссоздания полной и всеобъемлющей летописи тех событий, должен быть великолепно подготовлен в области языкознания. Только тогда он выполнит свою задачу.
Всякого исследователя должно удивлять то, что одно из самых малых племен скотоводов-кочевников, обитавших на Великой Монгольской возвышенности, благодаря своему военному мастерству и в результате жесточайших войн, проложило себе дорогу к необъятному господству, простершемуся от вод Тихого океана до Балтики. Они начали с опустошения Китая, и пока копыта их коней топтали дороги, степи, горные перевалы и пустыни Азии и Восточной Европы, «и в Азии и в Восточной Европе ни одна собака не смела залаять без позволения монгола» (по словам одного из современников тех событий). Вологда, расположенная в 600 милях к северу от Москвы, платила дань монгольскому хану, районы Силезии были опустошены огнем и мечом, когда монгольские войска готовились вторгнуться в Венгрию. Когда в 1917 году солдаты генерала Алленби вступили в Газу, они заняли город, за 700 лет до них захваченный монголами, а Данстерфорс в 1919 году прошел по следам войск Джэбэ Нойона, Субудая и Хулагу. Неизгладимое впечатление, оставленное монголами, многие века будоражило воображение людей. Утверждают, что в одном Китае по вине Чингиз-хана погибло не менее 18 миллионов человек. Оценка эта, без сомнения, многократно завышена, но дает представление о масштабе событий. Сам Чингиз-хан до самой смерти так и остался неграмотным кочевником, греющимся у костра, разведенного на сухом верблюжьем навозе.
Завоеватель половины Азии так и не понял того, что могла дать его народу цивилизация.
Если слава Ганнибала как величайшего полководца коренилась на десяти годах военных кампаний, которые он начал у реки Эбро в Испании и кончил при Заме в Африке, то можно с уверенностью сказать, что было много монгольских полководцев и военачальников, которые шли гораздо дальше, преодолевали более высокие горные вершины, сражались и побеждали во многих столь же решающих и страшных сражениях, что и Канны.
Путь Александра Македонского от Геллеспонта до Инда может быть сравним с походом Джэбэ Нойона и Субудай Багатура, прошедших от Китая до Крыма и еще дальше, бившихся чаще и штурмовавших больше крепостей, чем великий Македонянин.
Уже после смерти Чингиз-хана Субудай из Китая, где он вел осаду города Кайфына, во время которой был впервые использован порох, направил свои орды на Россию, Польшу и Венгрию, после чего вернулся в родные степи и умер уже глубоким старцем в своей юрте на берегу Тола-реки, повелев, как требовал монгольский обычай, бросить свое тело на съедение диким зверям. Так должен был поступить всякий истинный монгол.
Снега России, погубившие Наполеона, обернулись благом для монгольской конницы. Одни и те же условия, сделавшие невозможным правильное ведение военной кампании великим полководцем XIX века, были с успехом использованы монгольскими военачальниками для облегчения исполнения поставленной перед ними задачи. Их походы на Россию предпринимались зимой, начинаясь с первых заморозков и кончаясь оттепелью, и после трех подобных кампаний Россия беспомощно лежала у их ног. Но эти успехи не стоит расценивать как заслуги только одних полководцев. Если они принимали решения, то воины воплощали их в жизнь. И последние, сражавшиеся под знаменами Чингиз-хана, Субудая и Джэбэ, не должны быть забыты. Монгольская стратегия и тактика демонстрируют концентрированное и изощренное искусство ведения войны.