Чингиз-хан в своем первом походе на Тангут сначала пытался брать стены крепостей конницей, и потребовалось четыре года войны, которые помогли ему найти правильное решение.
Если монгольская армия отличалась маневренностью, то этим она была прежде всего (как никакая армия до и после нее) обязана разведке, созданной и руководимой самим Великим ханом.
Вспомним: когда Рей был разграблен Джэбэ и Субудаем, Мухаммед бежал в Керенд (Каринд, Карун), а монголы пошли на Кум, пройдя более ста миль. Возможно, Джэбэ даже прошел далее этого города, когда отряд его разведчиков уже изгнал Мухаммеда из Керенда. Отметим, расстояние между Кумом и Керендом — 300 миль. К этому надо добавить, что отряд монгольских разведчиков действовал на вражеской территории, в глубоком тылу вражеских войск. Это легко сравнить с современной военной практикой, примеры которой дает нам 1914 год, когда патрули выдвигались вперед основной армии на 5 — максимум на 10 миль, и очевидные недостатки этого разведывательно-заградительного щита хорошо объясняют события того времени, характеризующиеся полным неведением о позициях неприятеля, направлении его движения, нахождении его флангов и, наконец, численности его войск.
Можно привести другой пример, когда монгольский сотник во главе разведывательного отряда захватил вновь назначенного губернатора Маньчжурии, а затем проник в Мукден, воспользовавшись бумагами пленного. Источники упоминают, что этот разведывательный отряд находился в трех днях пути от войска Мухули — значит, ушел от него на расстояние 100–150 миль. Достойна самой высокой похвалы и инициатива, которую продемонстрировал один из младших офицеров его войска, являвшийся всего лишь од-ним-единственным звеном в огромной цепи ему подобных, очень инициативных и никогда не боящихся бремени ответственности, людей. Посмотрим повнимательнее на его действия. Сначала он атакует и захватывает в плен губернатора провинции, затем, воспользовавшись случаем, который судьба так неожиданно предоставила ему, он берет на себя смелость в проведении операции, оказавшей в результате решающее влияние на исход всей маньчжурской кампании.
Воин-монгол всегда свято следовал двум принципам: точно исполнять приказ и там, где приказа нет, смело проявлять инициативу, никогда не боясь ответственности и не перекладывая ее на чужие плечи. И надо признать, что поступая так, воин-монгол никогда не уходил от наказания и не требовал награды.
Рассмотрим теперь два поражения монгольских войск, которые потерпели воины Джучи подле Караку в 1218 году и воины Шики Кутуку (Шиги Хутуху) при Перване (Парване) в 1221 году в битве с Джелаль эд-Дином.
Джучи разгромил меркитов и уже возвращался домой. Он не торопился, когда сзади появились воины Мухаммеда. Очевидно, Джучи, повернув армию назад, на Монголию, не стал располагать разведчиков в тылу своего войска, полагая, что враг разбит и оттуда ему ничто не угрожает, а велел разведчикам идти впереди главного отряда.
В этом и состояла его ошибка. Ею и воспользовался хорезм-шах Мухаммед. Когда же Шики Кутуку (Шиги Хутуху) получил приказ наблюдать за Джелаль эд-Дином, он отважился нарушить его, перейдя Гиндукуш. Ему поручалось находиться с войском в северных предгорьях Гиндукуша, чтобы помешать Джелаль эд-Дину, пройдя по течению реки Горбенд, снять осаду с Бамиана. Мы знаем, что Джелаль эд-Дин застал врасплох монгольский разведывательный отряд у Бамиана и уничтожил его. Вступив в горы Гиндукуша, отряд Шики Кутуку, преследовавший ненавистного врага, уже не мог остановиться в теснинах и продолжал наступать. Молодой военачальник из-за узости горных ущелий не смог развернуть защитную цепь конных разведчиков. Именно этим объясняется, почему неприятель все-таки сумел поймать его в ловушку, заставив монголов принять бой в очень неудобной для их конницы местности.
Таким образом, в обоих случаях поражения (частичное — в первом, и полное — во втором) проистекали из одной и той же причины: и в том и в другом случае монгольские войска шли без прикрытия разведывательного экрана.
Факт, который мы всегда должны иметь в виду при изучении эпохи монгольских походов, заключается в следующем: в XIII веке в военных стратегиях стран мира оборона явно преобладала над наступлением (нечто подобное было характерно и для начала XX века), а осадная война (оборона и взятие крепостей) заменила собой войну на открытых пространствах. Полевые армии пехоты прогрессировали и развивали свое мастерство очень медленно вплоть до введения пороха, а кавалерийские армии цивилизованных стран, не обладавшие специальными качествами монгольской конницы, были в еще менее выгодном положении, чем пехота.
Лошади кавалерии цивилизованных стран не могли выжить, питаясь засохшими травами зимой, а их всадникам вовсе не доставляло удовольствия мясо лошадей и верблюдов, которое так любили монголы.
Кавалерия цивилизованных стран не удовлетворилась бы простыми войлочными юртами и топливом из лошадиного и верблюжьего навоза для своих костров.
Как видим, во всем, буквально во всем — в вопросах стратегии, тактики и даже быта, своим мужеством, инициативой и стойкостью монгольские воины превосходили своих противников. Они разрушили старые каноны войны и уничтожили немало учеников старой военной школы. Но будет позволено нам заметить, что пренебрежение основными центрами вражеского сопротивления и нанесение последовательных более мелких ударов по слабым местам обороны противника, хотя и рассчитано на очень длительное время, не может длиться вечно, если речь идет о завершении войны и полной победе над врагом.
В большинстве монгольских походов фактор времени — т. е. быстрота завоевания — не имел большого значения. Но в походе Туле на Хорасан фактор времени приобретает уже большую важность. И в первую очередь это связано с угрозой армии самого Чингиз-хана, исходящей от Джелаль эд-Дина. Поэтому Туле был вынужден сразу наносить главные лобовые удары по самым сильным центрам сопротивления неприятеля, против его крупных фортификационных укреплений, если и в самом деле намеревался как можно скорее завершить полное покорение Хорасана. Он применял стратегию западных армий 1914–1918 гг., т. е. прежде всего наносил сильные концентрированные удары по стратегически важным пунктам, пробивая именно там бреши в обороне, и вел именно туда людей в атаку. Время в данном случае было слишком дорого для него, чтобы его тратить на всякие опасные проволочки. Таким образом, прежний метод покорения страны (опробованный в Китае) за счет ее широкомасштабного и долговременного опустошения[28], более простой и дешевый для монголов, в данном случае был отложен.
Послесловие
Обширна литература, посвященная как самому Чингиз-хану, так и эпохе монгольских завоеваний. На востоке первым о них писал даосский монах Чан Чунь (полное имя Чан Чунь Чжэнь-жэнь, или Цюю Чан-чунь) (1148–1227). В 1221–1224 годах он совершил путешествие из Яньцзина к берегам Аму-Дарьи по приглашению Чингиз-хана. Сохранилась книга «Си ю цзи» («Описание путешествия на Запад»), которая, как полагают, сначала была в виде дневниковых записей продиктована Чан Чунем одному из своих учеников и спутников Ли Чжи-чану, который после смерти ученого собрал все записи воедино и издал в виде книги. Именно эта книга стала одним из первых по времени и важнейшим источником по истории монгольской катастрофы.
Здесь нет возможности обозреть все обилие исторических памятников, прямо и косвенно касающихся интересующей нас эпохи, но следует заметить, что традиции европейского летописания на эту тему восходят к знаменитым путешественникам Джованни дель Плано Карпини (время путешествия 1242–1247 гг.), Гильому де Рубруку (1253–1256), побывавшему в Каракоруме, и к Марко Поло, в 1271–1295 годах проделавшему путь из Венеции в Ханбалык (Пекин). Известия, привезенные этими людьми в Европу, поражали воображение современников и на долгие века хотя бы отчасти удовлетворяли их жажду знаний о неведомых, < страшных и могущественных народах, обладателях таинственных и неведомых земель Дальнего Востока.
28
Смысл этого действия заключен в том, что методичное опустошение земель вокруг основных центров обороны не только ослабляло их сопротивление, но и делало постепенно его совершенно невозможным и бессмысленным посреди выжженной и разоренной страны. Таким образом, монголы подводили сопротивляющихся к мысли о неминуемой гибели или капитуляции, что часто было одно и тоже