И, возможно, не совсем корректным будет включение всех правовых норм монголов, о которых говорит Иоанн в Великую Ясу, как склонны делать, в частности, Пети де ла Круа, Г. В. Вернадский, Н. Ням-Осор и ряд других исследователей. Францисканец чётко идентифицировал различные виды источников монгольского средневекового права, и хотя впоследствии некоторые из них составляли часть Великой Ясы, далеко не все их следует отождествлять с законодательством Чингис-хана.
§ 3. Торе — древнетюркское право, «присвоенное» Чингизидами
Среди источников права, применявшихся в тюрко-монгольских государствах, торе является, по-видимому, наиболее загадочным и сложным для понимания современными специалистами. Немногочисленность источников, сохранивших упоминания о нём, породили самые различные гипотезы и интерпретации этого правового института среди исследователей, порой — взаимоисключающие.
Первыми исследователями торе, по всей видимости, следует счесть специалистов, занимавшихся древнетюркской руникой, поскольку именно в рунических надписях, относящихся к древнетюркской эпохе, впервые встречается этот термин, соответственно, именно они постарались первыми определить значение этого термина, его соотношение с другими социально-политическими институтами древнетюркского общества. Соответственно, о торе упоминают уже такие авторы, как: В. В. Радлов, П. М. Мелиоранский, С. Е. Малов, А. Н. Бернштам, А. Н. Кононов, Э. Наджип и др. К отдельным вопросам, связанным с действием торе в тюркских народах и государствах, обращались также В. В. Бартольд, С. Г. Агаджанов, С. Г. Кляшторный, Ш. Классон[71]. Анализом использования термина «торе» в более поздние времена — в эпоху Чингис-хана, Монгольской империи и пост-имперских тюрко-монгольских государств занимались В. В. Трепавлов[72], Т. Д. Скрынникова[73], К. Хамфри и А. Хурэлбатор[74], Р. Ю. Почекаев[75]. Своеобразная систематизация представлений о значении термина «торе» была проведена составителями словарей тюрко-монгольской лексики[76].
Изначально, в тюркскую эпоху, торе представляло собой систему правовых установлений тюркских каганов, непосредственно связанных с отправлением ими функций правителя[77]. При этом важно отметить, что хотя оно и было результатом правотворческой деятельности конкретных правителей, тюрки не «персонализировали» торе, не соотносили его с личностями каганов, поскольку считалось, что те лишь формулировали волю Неба[78]. В монгольском же обществе дочингисовой эпохи торе превращается в некую генеральную совокупность правовых принципов, которые, как считается, были установлены самим Небом (а не правителями по воле Неба) и не могли быть ни изменены, ни нарушены даже самими ханами без риска вызвать гнев верховного божества[79]. Это позволяет говорить о том, что представление о торе в монгольском обществе формировалось в период т. н. «божественного понимания права»[80], что предполагает и сакральный (недесакрализованный) характер самого торе[81].
По мнению исследователей, в содержательном отношении в имперскую и постимперскую эпоху торе представляло собой совокупность основополагающих принципов государственного устройства — системы разделения улуса на крылья, порядок занятия военных и административных должностей (в т. ч. соправительство), завоевание иностранных государств, распределение доходов и трофеев[82]. Эти принципы, в соответствии с современным учением о праве, могут считаться своего рода «предпосылаемыми» — в отличие от устанавливаемых государственной властью норм и правил поведения[83]. К последним в монгольском обществе относились ханские указы (ярлыки) и иные правила, в совокупности образовавшие т. н. Великую Ясу Чингис-хана[84].
Однако в рамках настоящего исследования нас интересует не столько вопрос понимания природы торе, сколько процесс его превращения из относительно самостоятельной системы правовых норм или даже правопорядка, установленного Небом в элемент ханского права, т. е. правовой системы тюрко-монгольских государств чингизидской эпохи. Анализ источников позволяет нам пролить свет на эту эволюцию — формализацию закрепления торе в рамках ханского права.
71
Подробный анализ библиографии, посвящённой торе у древних тюрков см.: Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в. — С. 38–39.
72
Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в. — С. 38–41; Его же. Соправительство в Монгольской империи XIII в. // Archivum Eurasiae medii aevi. 1987–1991. — T. VII. — Wiesbaden, 1991. — Р. 249–278; Его же. Торе у древних тюрок и монголов // Международная Ассоциация по изучению культур Центральной Азии. Информационный бюллетень. — 1991. — Вып. 18. — С. 19–30.
73
Скрынникова Т. Д. Право в монгольской традиционной политической культуре // VII Международный конгресс монголоведов (Улан-Батор, август 1997-го): доклады российской делегации. — М., 1997. — С. 66–69; Её же. Сакральное право средневековых монголов; Её же. Концепция törь в монгольском буддизме XVII в. // Буддийская культура: история, источниковедение, языкознание и искусство: V Доржиевские чтения. Буддизм и современный мир: материалы конференции (Санкт-Петербург, 13–15 июня 2012 г.). — СПб., 2013. — С. 95–106; Её же. Представления о Законе в монгольских летописях XVII в. // Страны и народы Востока. — М., 2013. — Вып. XXXIV. — С. 131–151; Её же. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. — М., 1997. С. 57–59.
74
Хамфри К., Хурэлбатор А. Значение термина törь в монгольской истории // Монгольская империя и кочевой мир. — Улан-Удэ, 2004. — С. 464–482.
75
Почекаев Р. Ю. Эволюция торе в системе монгольского средневекового права; Его же. Право Золотой Орды. — С. 30–32.
76
См., напр.: Будагов Л. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. — СПб., 1869. — Т. I. — С. 390–391; Древнетюркский словарь. — Л., 1969. — С. 580–582; Doerfer G. Tьrkische und Mongolische Elemente im Neupersischen. — Wiesbaden, 1963 — Bd. I. — S. 264–267.
77
В частности, С. Г. Кляшторный на основании анализа древнетюркских рунических надписей выводит триаду «каган-эль-торе» (т. е. «правитель-государство — закон/право»), см.: Klyashtornyi S. G. Customary Law in the Ancient Turkic States of Central Asia: The Legal Documents and Practical Regulation // Central Asian Law: An Historical Overview. A Festschrift for the Ninetieth Birthday of Herbert Franke. — Topeka, 2004. — P. 13.
79
См.: Скрынникова Т. Д. Право в монгольской традиционной политической культуре. — С. 68. Ср.: Хамфри К., Хурэлбатор А. Значение термина törь в монгольской истории. — С. 465.
80
См.: Вико Д. Основания новой науки об общей природе наций. — М.; Киев, 1994. — С. 386. См. также: Почекаев Р. Ю. Эволюция торе в системе монгольского средневекового права. — С. 532.
81
См. подробнее: Скрынникова Т. Д. Право в монгольской традиционной политической культуре. — С. 68; Её же. Сакральное право средневековых монголов. — С. 143–144.
83
См.: Кельзен Г. Чистое учение о праве / пер. с нем.: М. В. Антонова и С. В. Лёзова. — 2-е изд. — СПб., 2015. — С. 247.