Правители же монгольских государств, принявших ислам, нашли возможность соблюсти рассматриваемый принцип несколько иначе. Так, в источниках по истории ислама в Золотой Орде мы практически не встречаем сведений о правотворческой деятельности и значительной политической роли собственно ордынских правоведов и богословов — из Волжской Булгарии, Крыма, Хорезма. Советниками-богословами золотоордынских ханов-мусульман или видными чиновниками (в т. ч. и в судебной сфере) были выходцы из Мавераннахра, Ирана и даже Египта[222]. В то же время собственно ордынские богословы и знатоки права в большей степени были известны именно за рубежом, в первую очередь в Египте, союзном Золотой Орде, а также в Чагатайском улусе и Иране[223]. Полагаем, что возвышение иностранных мусульманских деятелей можно объяснить выявленной нами закономерностью: заимствование иностранного права формально от выходцев из независимых государств (включая и другие монгольские государства — Иран и Мавераннахр, не подчинённые Золотой Орде) было допустимо в отличие от права покорённых государств.
Правители Чагатайского улуса действовали аналогичным образом, в полной мере следуя принципу заимствования права не от собственных подданных, а от иностранных государей. Так, согласно тимуридскому историку Абд ар-Раззаку Самарканди, советники Пир-Мухаммад-мирзы, внука Тимура, предложили для обоснования его права на престол «испросить грамоту на царство у абассидских халифов, живущих в Египте, и тем самым отменить законы, действовавшие при монголах»[224]. Шахрух-мирза, сын Тимура, ставший в конечном счёте верховным правителем государства Тимуридов, также решил опереться на авторитет египетских халифов, а также правителей и правоведов из Египта, Ирана и аравийских государств.
Ещё один принципиальный момент, связанный с рецепцией иностранного права монголами, заключался в том, что заимствованные нормы права имели известные ограничения по действию: они чаще всего использовались для регулирования отношений именно с иностранными государствами и покорёнными народами. Наверное, один из немногих примеров (и единственный, известный нам), когда заимствованные нормы были распространены на всё население монгольского государства — это рассмотренный в начале статьи пример с налогами и сборами, позаимствованными ханами Золотой Орды из европейского правового опыта. Изначально эти нормы касались именно иностранных торговцев (примечательно, что весовой сбор взимался в Золотой Орде, даже если обе стороны в сделке были иностранцами!), однако в дальнейшем их действие было распространено и на всё население государства, включая кочевые племена. Это подтверждается, в частности, тарханными ярлыками ханов Тимур-Кутлуга (1398 г.) и Улуг-Мухаммада (1420 г.), согласно которым пожалованные лица (тарханы) освобождались от уплаты различных видов налогов, включая и вышеперечисленные торговые и дорожные[225]. Таким образом, рецепция иностранного права, изначально произведённая в целях более эффективного взаимодействия на международном уровне, была сочтена полезной и для регулирования правоотношений внутри страны.
Как правило же, на кочевое монгольское и тюркское население заимствованные нормы не распространялись. Кочевники жили по своим обычаям, которые признавались монгольскими монархами, не считавшими нужным приводить их в соответствие с общеимперским правом[226]. Даже налоговые отношения регулировались разными нормами: одни виды налогов взимались с кочевого населения, другие — с оседлого[227]. Вероятно, именно поэтому при распаде империй (Юань, Золотая Орда и др.) вновь возникшие кочевые государства (монгольские, казахские, узбекские) сумели безболезненно вернуться к прежнему обычному праву кочевых племён, отказавшись не только от заимствованных норм иностранного права, но и от «имперского» законодательства в целом, включая Великую Ясу Чингис-хана и установления его преемников, которые оказались не востребованы в небольших национальных государствах, каковым стала, например, Монголия после падения империи Юань[228].
222
См.: История Казахстана в арабских источниках. Т. III: Извлечения из сочинений XII–XVI веков / сост., пер., введ., комм. А. К. Муминова. — Алматы, 2006. — С. 122, 167–168, 190; Муминов А. Деятельность учёных улама из Ирана в Золотой Орде // Историко-культурные взаимосвязи Ирана и Дашт-и Кипчака в XIII–XVIII вв. Материалы Международного круглого стола. — Алматы, 2004. — С. 122–126.
223
Усманов М. А. Новые письменные источники по истории Поволжья (предварительное сообщение) // Средневековая Казань: возникновение и развитие. Материалы Международной научной конференции. Казань, 1–3 июня 1999 г. — Казань, 2000. — С. 144; История Казахстана в арабских источниках. — Т. III. — С. 76–77, 118–119, 124, 129–131, 133–134.
224
Цит. по: Бартольд В. В. Халиф и султан // Бартольд В. В. Сочинения. — М., 1966. — Т. VI. — С. 46.
226
См. подробнее: Почекаев Р. Ю. Особенности формирования и эволюции правовой системы Улуса Джучи // Тюркологический сборник 2005. — М., 2006. — С. 304–305.
228
Рязановский В. А. Монгольское право, преимущественно обычное — С. 40; Восемнадцать степных законов. — С. 83–84; Почекаев Р. Ю. Обычай и закон в праве кочевников Центральной Азии.