— Сколько? — спросил я бабку.
— Пять рублей! — бойко ответила она и затараторила о достоинствах родительницы щенков. По ее словам выходило, будто лучшей собаки мы не найдем по всей барахолке. Мы ей, как видно, внушили доверие, и она постарается всучить нам щенка. Я это сразу понял и не стал ее разочаровывать. Отдав деньги, я взял за шкирку толстопузого и сунул его за пазуху. Он было рыкнул предупреждающе-грозно, но, сообразив, что ему ничего не угрожает, уютно расположился у меня на животе. Вот чего он никак не хотел делать, так это прятать морду вовнутрь. Или мой дух ему не пришелся по нраву, или он от природы уродился таким упрямым. Мне же вовсе не хотелось выставлять свое приобретение напоказ. Могли встретиться знакомые, не станешь же объяснять каждому, что я женился, переехал из общежития на дачу, а там без собаки — не жизнь… Я прятал щепка в куртку, а он рычал и высовывал мордочку. И такой паршивец оказался, еще и облаивал прохожих. Встречные улыбались, глядя на нас. Видимо, он хотел убедить меня в том, что я не зря выложил за него деньги.
Лохматый дядька с цепким взглядом схватил меня за рукав:
— Продаешь? Сколько за собаку просишь? Ить так лает! — сказал он восторженно.
Я едва высвободился от его цепких рук.
— Я тебе десятку дам за пса! — крикнул он вдогонку.
Мы уже покидали собачий закуток, когда вдруг Лида остановилась возле девочки со щенком на руках. Он позировал перед людьми, как позируют люди перед объективом фотоаппарата, чтобы показать себя в лучшем виде. Вроде бы сознавал, чем они здесь занимаются, для чего собрались, и помогал своей маленькой хозяйке, чем мог. Он с серьезным видом вглядывался в покупателей, и выражение глаз его менялось: то в них вспыхивало любопытство, то заинтересованность, то безразличие.
Лида глядела на щенка и все больше восхищалась им. Щенок тоже обратил внимание на нее и, как показалось, улыбнулся ей глазами. У них явно возникла обоюдная симпатия. Я подошел и напомнил:
— Пора ехать.
Лида не сдвинулась с места и кивнула на щенка. Я возразил:
— Мы уже купили. — И указал на рыжего, морда которого торчала у меня из-за пазухи.
— Давай купим и этого! — упрямилась она. — Рыжего мы продадим.
— С условием, что продавать будешь ты сама, — пошутил я, все еще не сдаваясь.
— Я согласна, но этого мы должны купить. Смотри, какой он серьезный, какой умница, какие у него глаза! Продаешь? — обратилась она к девочке.
— Да, — краснея и смущаясь ответила та.
Щенок охотно перешел в руки Лиды.
Нечего и говорить, что рыжего мы не продали.
Мы поместили щенков в коляску мотоцикла и поехали на дачу.
— А когда ж ты рыжего продавать будешь? — спрашиваю я Лиду.
— Пусть побудет у нас, мы его подарим! — крикнула она под свист ветра.
Приехав на дачу, мы схитрили, чтобы выйти из затруднительного положения. Держать двух щенков нам вряд ли позволили бы, и поэтому мы решили преподнести одного хозяину, Александру Ивановичу.
После задушевной и торжественной речи мы вручили ему рыжего. Он обрадованно принял подарок. Как большой знаток, осмотрел и, к нашему общему удивлению, нашел пятый палец! Честно говоря, мы опасались, как бы наш поход в собачий отдел барахолки не закончился менее благополучно.
Кто есть кто
На даче щенки очень быстро освоились. Для начала они обследовали грядки, вытоптали рассаду капусты, переломали цветы, росшие вдоль тропинки, и в довершение вырыли нору под домом — сделали самый настоящий подкоп. Перемазанные грязью, возбужденные и веселые, с языками наружу, они ввалились на веранду и влезли на диван.
С вошедшей Анной Моисеевной чуть не приключился обморок. Всплеснув руками, она закричала:
— Ах вы негодники!
«Негодники», прекратив возню, удивленно подняли головы и насторожились. Они еще не знали, что сделали плохого, но в голосе уловили нотки, предвещающие какие-то неприятности.
На крик из комнаты вышел Александр Иванович и в порыве негодования кинулся к возлежащим на диване, однако как он ни спешил, а не успел: почуявшие недоброе, щенки вмиг оказались у порога.
Для щенков эта выходка даром не прошла. Вечером, когда на веранде собрались все обитатели дачи и мирно беседовали, Александр Иванович демонстративно вбил гвоздь в косяк двери и повесил внушительную мухобойку — кусок резины на палке — и, указав на нее пальцем, провозгласил: