Воспользовавшись тем, что грузный носильщик с чемоданом на плече на миг загородил троицу, Стас быстро вытащил парабеллум и сунул его в карман пальто. Вот чем хорош люгер, так это тем, что механизм затвора у него рычаговый. Если карман просторный, вполне можно стрелять, не вынимая руки, прямо сквозь подклад. С рамным затвором такой фокус небезопасен.
Попутно Стас быстро прикинул – а не метнуться ли к поезду? Проскочив под вагонами, можно сильно осложнить задачу этим мокрушникам. Однако не стал. И не из глупой гордости, а просто потому, что мог не успеть. Сделав окончательный выбор, Стас пошел прямо на «клетчатого». Но тот неожиданно сделал шаг навстречу и, вежливо коснувшись пальцами края котелка, тихо сказал: «Штаб-ротмистр Судеев, прислан Петром Аркадьевичем…»
– Сзади вас два террориста, – быстро, сквозь зубы, сказал Стас. – Осторожно…
И, не успев договорить, увидел, как молодой, выхватив пистолет, поднимает его на уровень глаз. Между ними были люди, и стрелять сквозь карман было рискованно. С силой оттолкнув Судеева в сторону, опер присел, уходя с линии огня, и в этот момент загремели выстрелы. Возле уха противно свистнула пуля, пронзительно закричала женщина. Вскинув пистолет, Стас выстрелил и увидел, как молодой, пошатнувшись, схватился за грудь и стал заваливаться на стену, оставляя на ней размазанную полосу крови. В ту же секунду голова террористки дернулась, и ее затылок словно взорвался, выплеснув на стену темно-красный сгусток.
«Ротмистр попал, – машинально отметил Стас, чувствуя, что все эти „гонки” начинают ему надоедать. – Нет, точно пора сваливать. До бесконечности везти никому не может. Не в этот раз, так в следующий укокошат. Настырные ребята…»
– Цел? – коротко спросил штаб-ротмистр.
Стас машинально кивнул, неотрывно глядя на лицо террористки. Большие глаза, не мигая, смотрели в серое небо, и только ровная дырочка во лбу говорила о том, что они уже ничего не видят.
«Молодая красивая девка, – с какой-то обидой подумал опер. – И какого рожна тебе было в этих революциях? Влюблялась бы, детей бы рожала… дура, мать твою…».
– Клавдия Кислякова, белошвейка, – негромко сказал появившийся неизвестно откуда городовой.
– Знали ее? – повернулся к нему Судеев.
– С полгода уже в розыске висит… висела… Что прикажете, Кирилл Степанович?
– Оформляй все, как положено, – устало сказал тот. – Рапорт через пару часов пришлю. Поехали, господин Сизов, Петр Аркадьевич ждет.
…На столе горела лампа под конусным абажуром из ткани, хотя на улице было уже светло.
– Проходите, Станислав, присаживайтесь. Вы сами-то православный?
– Да, – рассеянно ответил Стас, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле. – А что, разве я на русского не похож?
– Имя у вас польское. А они в основном латинисты. Ну да Бог с ними. Пригласил я вас вот по какому поводу. Во-первых, согласны ли вы принять мое предложение? То, что я сделал в Киеве?
– Предложение, чего греха таить, заманчивое, – серьезно ответил Стас. – Однако бесплатных пирожных не бывает. Для начала объясните, хотя бы в общих чертах, что будет входить в мои обязанности? Я пределы своих возможностей знаю и деньги зазря получать не приучен.
Столыпин усмехнулся. Усмешка получилась какая-то коварная и одновременно грустная.
– Собственно, ответ – это плавный переход ко второму вопросу.
Он бросил на Стаса испытующий взгляд, но тот никак не прореагировал, просто сидел и ждал. Одно из «золотых правил» опера – если собеседник хочет что-то сказать, не мешай, дай ему высказаться.
– Наши полицейские специалисты изучили ваши документы и пистолет и в один голос утверждают, что и то и другое изготовлено фабричным способом. Причем технологии довольно сильно отличаются от ныне существующих. Не то чтобы они совсем неизвестные, но другие. В общем, либо вы действительно гость из грядущего, либо мы все сошли с ума. А если присовокупить сюда мое неожиданное спасение, то лично у меня сомнений не остается.
Стас вежливо наклонил голову.
– Теперь о ваших обязанностях. Советник. Тайный, если угодно. Вы знаете наше будущее. Кстати, теперь это и ваше будущее тоже.
– Я понимаю, – криво улыбнулся Стас.
Уж что-что, а это-то он и впрямь понимал. Как и серьезность той задачи, которую премьер эдак ненавязчиво пытается на него повесить.