Фельон. Ваши слова нарушают правила вежливости и уважения друг к другу, обязательные между сослуживцами.
Виме. Но я считаю, что если его слова — ложь, то он клеветник, диффаматор, а клеветника бьют хлыстом.
Флери (оживляясь). И если канцелярия — общественное место, это дело прямо для полиции нравов.
Фельон (желая предотвратить ссору, старается перевести разговор на другую тему). Успокойтесь, господа. Я работаю над новым маленьким трактатом о морали и как раз остановился на понятии души...
Флeри (прерывая его). И что же вы о ней говорите, господин Фельон?
Фельон (читает). «Вопрос. Что такое душа человека?
Ответ. Духовное вещество, которое мыслит и рассуждает».
Тюилье. Сказать «духовное вещество» — все равно, что сказать «нематериальный камень».
Пуаре. Дайте же кончить...
Фельон (продолжает). «Вопрос. Откуда происходит душа?
Ответ. Она происходит от бога, создавшего ее простой и неделимой, почему, следовательно, нельзя и допустить, что она может быть разрушена. И он сказал...»
Пуаре (поражен). Бог?
Фельон. Да, сударь. Так утверждает предание.
Флери (к Пуаре). Вы сами все время перебиваете!
Фельон (продолжает). «И он сказал, что создал ее бессмертной, то есть что она никогда не умрет.
Вопрос. Для чего служит душа?
Ответ. Для того, чтобы постигать, желать и вспоминать, то есть иметь разумение, волю, память.
Вопрос. Для чего служит разумение?
Ответ. Для познания. Оно есть око души».
Флeри. А душа — око чего?
Фельон (продолжает). «Вопрос. Что познается разумением?
Ответ. Истина.
Вопрос. Для чего человеку дана воля?
Ответ. Дабы любить добро и ненавидеть зло.
Вопрос. Что такое добро?
Ответ. То, что делает человека счастливым».
Виме. И это предназначается для молоденьких барышень?
Фельон. Да. (Продолжает.) «Вопрос. Сколько есть видов добра?»
Флeри. Все это как-то очень легкомысленно.
Фельон (задетый). Сударь! (Успокаиваясь.) Впрочем, вот и ответ. Я как раз дошел... (Читает.)
«Ответ. Есть два вида добра — добро вечное и добро временное».
Пуаре (с презрительной гримасой). И это будут раскупать?
Фельон. Смею надеяться. Необходимо большое напряжение ума, дабы установить правильную систему вопросов и ответов, вот почему я просил вас дать мне подумать, ибо в ответах вся соль...
Тюилье (прерывая его). Ну, тогда ответы можно продавать отдельно.
Пуаре. Это что, каламбур?
Тюилье. Да! Такие ответы пригодятся для засола капусты.
Фельон. Прошу прощения, что прервал вас. (Снова погружается в свои папки с делами. Про себя.) Но зато они совсем забыли о господине Рабурдене.
А в это время между де Люпо и министром происходил разговор, который решил судьбу Рабурдена. Перед завтраком де Люпо пришел в кабинет его превосходительства, предварительно убедившись в том, что ла Бриер их не может услышать.
— Ваше превосходительство не играет со мной в открытую...
«Ну вот, теперь мы поссоримся из-за того, что его любовница вчера пококетничала со мною», — подумал министр.
— Я не ожидал, что вы такое дитя, дорогой друг, — сказал он.
— Друг? — подхватил секретарь министра. — А вот мы это сейчас узнаем.
Министр свысока посмотрел на де Люпо
— Мы одни — и можем объясниться. Депутат того округа, где находится мое поместье Люпо...
— А это в самом деле поместье? — спросил министр, смеясь, чтобы скрыть свое удивление.
— Да, я прикупил к своей усадьбе еще участки на двести тысяч франков, — небрежно бросил в ответ де Люпо. — Вам известно об уходе этого депутата уже десятый день, и вы не сочли своим долгом меня предупредить, хотя отлично знаете, что я хочу попасть в палату как член партии центра. А подумали вы о том, что я могу перейти на сторону доктринеров, которые поглотят и вас и монархию, если эта партия и в дальнейшем будет вербовать людей талантливых, не получивших признания? Известно ли вам, что в каждой нации наберется не больше пятидесяти — шестидесяти опасных вольнодумцев, ум которых равен их честолюбию? Умение управлять и состоит в том, чтобы найти их и либо отрубить их умные головы, либо купить этих людей. Не знаю, талантлив ли я, но честолюбив — бесспорно, и вы совершаете ошибку, не столковавшись с человеком, который желает вам добра. Коронование на миг всех ослепило, ну а потом?.. А потом опять пойдет словесная война, и споры, и речи, полные отравы... Что касается вас, то, смотрите, не загоните меня в левый центр, это будет некстати, поверьте мне! Несмотря на все ухищрения вашего префекта, которому, вероятно, даны тайные инструкции провалить меня, я все-таки получу большинство. Настала минута, когда нам необходимо до конца понять друг друга. Легкий удар по способу Жарнака иногда содействует укреплению дружбы. Мне дадут графский титул, и за все мои заслуги, вероятно, не откажут в большом кресте Почетного легиона. Но эти возможности меня волнуют меньше, чем одно обстоятельство, имеющее прямое отношение к вам. Рабурден еще не назначен, а сегодня утром я получил сведения, что вы доставите удовольствие очень многим, если предпочтете ему Бодуайе.
— Бодуайе? — воскликнул министр. — Да вы ведь знаете ему цену!
— Знаю, — отвечал де Люпо, — но как только его неспособность станет очевидна, вы избавитесь от него, попросив тех, кто ему покровительствует, пристроить его в другом месте. Таким образом, вы сможете предоставить в распоряжение своих друзей хороший директорский пост, а те помогут вам отделаться от какого-нибудь обременительного честолюбца.
— Я обещал Рабурдену...
— Да, но я не предлагаю вам сегодня же изменить ваше решение. Я знаю, как опасно говорить «да» и «нет» в один и тот же день. Отложите все назначения до послезавтра. А послезавтра вы сами придете к выводу, что сохранить Рабурдена невозможно; впрочем, вы получите от него самого прошение об отставке.
— Прошение об отставке?!
— Да.
— Почему?
— Он — орудие каких-то тайных сил, для которых широко занимался шпионажем во всех министерствах, и все случайно открылось, об этом везде идут разговоры; чиновники в ярости. Ради бога, не работайте сегодня с ним, позвольте мне избавить вас от этого под каким-нибудь предлогом. Отправляйтесь к королю во дворец, я уверен, что там многие будут довольны вашей уступкой относительно Бодуайе, и вы, бесспорно, добьетесь кое-чего взамен. А впоследствии никто вам не помешает прогнать этого болвана, ибо вы действуете, так сказать, по приказу свыше.
— Кто заставил вас так резко изменить свое отношение к Рабурдену?
— Разве вы стали бы помогать Шатобриану писать статью против министерства? Ну вот, прочтите, например, как Рабурден в своем исследовании аттестует меня, — сказал де Люпо, протягивая министру листки рукописи. — Он создал план целой системы управления, вероятно, в интересах какого-то сообщества, которое нам неизвестно. Я сохраню с ним дружеские отношения, чтобы следить за ним; мне кажется, я окажу этим большую услугу, за которую получу звание пэра (ибо стать пэром — единственный предмет моих желаний). Будьте уверены, что я не жажду ни министерского поста, ни чего бы то ни было, что могло бы затронуть ваши интересы; я мéчу только в пэры, это даст мне возможность жениться на дочери какого-нибудь банкира, которая принесет мне двести тысяч ежегодного дохода. Поэтому дайте мне повод оказать правительству незабываемую услугу, чтобы королю было доложено обо мне как о спасителе престола. Я уже давно утверждаю, что либерализм больше не будет давать нам регулярных сражений; он отказался от заговоров, от карбонаризма, от вооруженных восстаний, он уже ведет подкоп и готовится к решительному перевороту, чтобы заявить: «Убирайся, я сяду на твое место!» Неужели вы думаете, что я сделался поклонником жены какого-то Рабурдена ради собственного удовольствия? Ничуть! У меня уже были кое-какие сведения! Итак, я обращаюсь к вам сегодня с двумя просьбами: отложите назначение и искренне содействуйте моему избранию. Вы увидите, к концу сессии я вам с лихвой заплачу мой долг!