Ужасно хочется всем помочь, но уже почти восемь, а главное для нас — Мия. В этом мы с Вэл согласны.
Первый пожар в нескольких кварталах от нас. Целый этаж квартир над магазинами в огне, из окон к небу рвутся языки пламени. Наверху мечутся две фигуры: они в ловушке, им не спуститься. Внизу на мостовую натащили картонных коробок, чего попало, и все кричат: «Прыгайте!»
На наших глазах фигуры выбираются из окна и, держась за руки, прыгают. Они приземляются на самодельный матрас, но это не все. Они приземляются и так и лежат, рука об руку: у них сломаны шеи. Мы задерживаемся дольше, чем следовало бы, глядим, как тела накрывают теми самыми тряпками, которыми хотели смягчить падение. Потом отворачиваемся и уходим, молча, оцепенев от ужаса.
Улицы полны народу. Все, кто мог выйти на улицу на своих двоих, так и сделали, и в дома никто не вернулся. Да и возвращаться особенно некуда: даже те здания, которые еще стоят, ненадежны. Кто-то бесцельно бродит, кто-то сидит у дороги, схватившись за голову. Большинство примкнули к самодеятельным спасательным отрядам, идут туда, где они нужны, откликаются на доносящиеся отовсюду крики и плач.
Естественно, на помощь ближнему кинулись не все — кое-кто занят своими делишками. Мы проходим массу магазинов с разбитыми витринами. Наверное, какие-то из них разбила природа, однако остальное довершили бейсбольные биты и ломы. Люди снуют туда-сюда, словно на январских распродажах. Только никто ничего не покупает. Растаскивают даром.
Я постоянно гляжу на часы. Мы успели пройти всего пару километров, а уже четверть десятого. Снова останавливаюсь.
— Вэл, мы плетемся как улитки. Не успеваем. Что делать?
— Хочешь — иди дальше без меня, ты проворнее.
Конечно, именно этого я и хочу, но это была бы черная неблагодарность.
— Да нет, нет, — говорю я. — Я хочу туда добраться, но не одна. — Тут меня осеняет. — Вэл, а вы на велосипеде ездить умеете?
— Чтобы я да не умела? Я, знаешь ли, тоже была молодой!
По всему Лондону стоят велосипеды, которые можно взять напрокат, вот и здесь вдоль улицы целая вереница, некоторые помяты, но остальные вполне исправные.
— Пошли, — говорю, и мы бежим туда.
У меня в кармане есть горстка мелочи, я уже заношу руку, чтобы сунуть в щелку евро, но тут Вэл у меня за спиной вскрикивает, словно испуганная птица. Кругом тоже кричат и слышен какой-то гром. Только он доносится не сверху, а из-под нас, со всех сторон, а потом я наконец вижу то, что уже увидели все остальные: по дороге катится волна. То есть нет, это не вода, это сама дорога вздыбилась и стала волной и колыхается, как будто лента или простыня.
Убежать мы уже не успеем, и я хватаю Вэл и тяну ее вниз, к земле. Не успели мы плюхнуться на асфальт, как нас поднимает обратно в воздух. Я кричу — что-то ударяет меня в спину. Все, что не закреплено, болтается, как лодки в бурном море — машины, велосипеды, люди.
Кругом лопаются окна, дождем сыплется битое стекло, потом рушатся сами здания, падают те, которые выстояли при первом землетрясении.
— Лежите! — ору я. — Еще не всё!
Но на самом деле — всё. Движение прекращается так же резко, как началось. Неужели прошло всего несколько секунд? Правда, гром слышен еще некоторое время, и я жду, пока он стихнет, и только потом открываю глаза и поднимаю голову. Вэл рядом делает то же самое и немного расслабляется.
— Вот блин. — Голос у Вэл, по крайней мере, не пропал.
— Вы целы? — спрашиваю я. — Вы целы?
— Да, — отвечает она. — Вроде бы. А ты?
— Не знаю.
Все это проехалось по мне как танком — не физически, а в голове. Я не понимаю, как это пережить. И вообще, стоит ли теперь стараться.
— Пойдем, Сара, нам надо найти малышку. Надо найти Мию.
Когда она произносит «Мия», у меня набегают слезы.
— Посмотри на меня. Посмотри на меня. У нас все получится, — говорит она. — Сара, у нас все получится. Мы можем влиять на ход событий. Но не здесь. Надо ее найти.
— А может, нам, наоборот, надо держаться от нее подальше? Если Адама не будет рядом и меня тоже не будет, может быть, и будущее у нее станет другим, и число у нее изменится. Я видела его, Вэл. Прочитала в книжке Адама.
— Сегодня, да?
Она знает. Откуда?!
— Вы говорили, вы ее не читали.
— Не читала. Он сам мне сказал.
— Сказал?! Не может быть. Он говорил, что никогда никому…
— Это было после того, как он впервые ее увидел. Ему надо было облегчить душу, когда он вернулся домой. Само сорвалось.
— Не важно. Я же видела, чем все кончится, каждую ночь с тех пор, как забеременела. Ее смерть. Как все будет.