- Конечно же знаете, - заговорил Герберт, своим голосом отвлекая Клауза от его воспоминаний, - Я сейчас тоже знаю, что это такое. Но тогда, в Новоселье я впервые видел эсэсовцев в действии. Этих решительных и бравых парней...
- Давайте не будим ерничать. Войска СС, и это хорошо вам известно, всегда первыми держат удар. Они не умеют отступать. Они действуют на самых напряженных участках фронта.
Услышав эти слова, молодой человек рассмеялся громко, почти неприлично
- Какая патриотичная чушь, - произнес он, - Вы хотите, чтобы я рассказал вам об эсэсовцах, какими я их знаю? Ну что же... Пусть будет по-вашему..., - Герберт покачал головой, словно отгоняя дурноту, - Господин Клауз, вы были в Новоселье, после того, как это село было занято нашими войсками?
- Нет, - честно признался Клауз. О том, что еще несколько дней назад из этого города, длинными вереницами тянулись к лазарету повозки с ранеными немецкими солдатами, он предпочел Герберту не говорить. Да и уместно ли было бы это?
- О, это весьма живописное место. Сейчас говорят, что городок был взят эсэсовцами без единого выстрела. Не верьте тем, кто говорит так. Это неправда. Уличные бои в городе были. Там было тяжело, господин Клауз. Чертовски тяжело! Большевики оборонялись как загнанные в угол волки. Иной раз даже пытались контратаковать... Я был там. Моя рота была направлена в Новоселье вскоре после того, как передовые части достигли города и понесли потери от огня нескольких снайперов и пулеметчиков, засевших в жилых домах. Вы знаете, что такое снайпер, господин Клауз? Это волк одиночка, профессиональный убийца. Это охотник, который не чувствует ненависти к своей жертве, но полагает первостепенной важностью для себя подобраться к ней и уничтожить. Если снайпер занимает выгодную позицию, он замирает. Превращается в тигра, готового напасть на свою жертву. Меняется ритм дыхания, обостряется слух и, в предчувствии предстоящего смертоубийства, у него появляется свойственное всем охотникам волнение. Ненадолго. Всего на минуту, возможно и меньше. А потом он становится спокойным. И когда в прицеле на пересечении линий появляется его жертва, то он уже не испытывает никаких угрызений совести. И тогда он нажимает на курок...
Молодой человек резким движением сжал пальцы в кулак, все кроме указательного, после чего указал им в сторону Клауза, и начал медленно этот палец сгибать, словно приводя в действие спусковой механизм огнестрельного оружия.
- Паф... И вас уже нет. Вас вообще нет... Знаете, что самое скверное для жертвы снайпера при всем этом? То, что она для него не является человеком. Всего лишь целью. Это еще одна галочка в записной книжке. Одна из многих. Это часть его рутинной работы.
И хотя, произнося эти слова, Герберт улыбнулся, глаза его при этом не выражали ничего. Клаузу стало понятно, что доводись ему попасть в оптический прицел снайперской винтовки этого, несомненно безумного человека, тот, будь у него такой приказ, смог бы без каких-либо сомнений и сожаления, его убить.
- Несколько снайперов, умело действующих в ротном секторе, могут остановить наступление целого батальона противника. Во время затишья, они, в поисках подходящей цели, перемещаются по фронту всей дивизии и могут всего лишь несколькими выстрелами дезорганизовать врага, лишить его руководящего состава. Снайперский огонь жмет к земле даже бывалого офицера. А если кроме снайперов работает пулемет противника, то по всему батальону и вовсе можно читать заупокойную молитву... Впрочем, зачем я это вам рассказываю, господин Клауз? Вы должно быть, все это знаете еще со времен польской компании. Вам, конечно же, приходилось штопать раны тех, кто имел несчастье побывать под пулеметным, или снайперским огнем. Такое не забывается никогда. Нет, я не стану вдаваться в подробности того боя в Новоселье. Вы ведь не затем пришли, чтобы слушать про это? Любой гренадер может вам рассказать о том, что ему приходилось пережить в том бою, быть может, намного лучше меня. Скажу вам только то, что в тот день я потерял своего наблюдающего. Его звали Михаэлем. Улыбчивый был парень. Смешные истории рассказывал, на гитаре играл. А сейчас лежит в земле... Странно осознавать сейчас, что его нет. Ведь был же человек! Был человек, и нет его. Стал просто галочкой в чьей-то записной книжке, господин Клауз. А я... В ту минуту, когда мой напарник, с пробитой головой упал на мостовую, я словно ослеп. Все мы когда-нибудь бываем в абсолютно черной комнате. А не побывав в совершеннейшей темноте, человеку невозможно понять что такое беспредельный, животный ужас. Я пережил этот ужас на собственной шкуре, ибо когда метко выпущенная каким-то русским пуля пробила голову Михаэля, я оказался в кромешной тьме... По крайней мере, именно таким мне показалось пространство, в которое выкинуло меня Новоселье после его смерти. После этого... Не помню, как долго после этого продолжались уличные бои. Я осознал себя среди растерянных, испуганных неожиданно большими потерями в личном составе солдат, уже после того как в городе прекратилась стрельба. И именно тогда пришли они...