Выбрать главу

— Заберем вещи, пройдем несколько миль по этой дорожке, найдем место для ночлега, а там я спроворю очередную тачку. Уведу с какой-нибудь фермы. Давай собирай шмотки.

Мы напихали чего могли в полиэтиленовые пакеты. Я лихорадочно перелистала атлас, выдрала те страницы, где была эта местность, и вообще все, что могли довести нас до Вестона.

— Это ты здорово сообразила, подруга.

Было видно, что адреналин из Жука опять так и прет. Со мной, видимо, было то же, но мы были как две стороны одной медали. Жук в восторге от предстоящего приключения, а меня грыз страх — погоня ведь все ближе.

Все в пакеты не поместилось. Я надела куртку — так проще, чем нести в руках, — а Жук намотал одеяло на плечи; потом, бросив последний взгляд на машину, мы зашагали по дорожке. Видок у нас, надо думать, бы еще тот — парочка придурков. Мы совсем были не похожи на туристов с рюкзаками, в походных ботинках, просто пара подростков с кучей пакетов и в прикиде из комиссионки.

С пакетами вышла куча заморочек. Один все бил меня по ноге, ну хоть плачь. Я попыталась его развернуть, перекинуть в другую руку, — никакого толку. Шлеп, шлеп, шлеп. Ручка врезалась в ладонь — резкая, противная боль. Ноги постоянно разъезжались во все стороны. Тропинка была вся в рытвинах: две колеи, выложенные камнями, большими и мелкими, а между ними — полоска травы, и все это на разных уровнях. Поначалу я шла по колее, но нога то и дело подвертывалась на камнях, тогда я перебралась на траву. Там было получше, только иногда нога соскальзывала вниз или попадала в рытвину и опять же подворачивалась. И всю дорогу — шлеп, шлеп, шлеп, черт бы побрал этот пакет. Он быстро меня достал, точно по колену сбоку бьют кувалдой.

Мы тащились по этой дороге добрую половину утра, а потом я встала и бросила оба пакета. Поднесла руки к глазам, посмотрела на ладони: они были ярко-красными, исчерченными толстыми белыми полосами там, где ручки пакетов врезались в кожу. Жук шагал себе, ему было по фигу. Можно подумать, он слушает музыку: шлепает себе под какой-то свой внутренний ритм, трясет головой, подскакивает на каждом шаге — только никакой музыки он не слушал, разве что она звучала у него в голове. Через несколько секунд до него доперло, что я отстала, и он обернулся:

— Ты чего?

— Не могу больше. Выдохлась. Можно передохнуть?

Жук глянул на часы:

— Мы идем ровно шесть минут. Если вернуться вон к тому повороту, снова увидим машину.

Я пнула один из пакетов:

— Я не могу! Не люблю я ходить пешком!

— Мы же с тобой часами шлялись по Лондону, вдоль канала, по улицам. По много миль проходили, чел. Ты можешь.

— Ну, так то Лондон, цивилизация. Там тротуары, асфальт. А тут? Нога болит. И чертов пакет по колену колотит, а руки — вон, погляди!

Я протянула ему ладони.

— Послушай, — сказал Жук, не заводясь, — нам нужно как молено быстрее уйти как можно дальше от машины и где-нибудь спрятаться. Предлагаю пройти по этой дороге час, посмотреть, куда она ведет.

— Ты что, не слышал? Я НЕ МОГУ!!! — От ярости у меня вырвался вопль, возможно, я далее затопала ногами. Потом схватила один пакет обеими руками и отшвырнула прочь. Он описал в воздухе плавную дугу и приземлился прямо на живую изгородь, метрах в двух над землей.

Жук метнулся ко мне, зажал мне рот рукой.

— Ш-ш-ш! Балда, они же сейчас все сюда сбегутся!

В глазах у него плясали чертики, рот растянулся в улыбке. Он надо мной смеялся.

Смеялся.

Надо мной.

Он.

Я прямо с катушек слетела — замахала ногами и кулаками, заверещала как ненормальная:

— Только попробуй надо мной прикалываться! Только…

Вместо того чтобы отступить или дать мне сдачи, он обхватил меня сразу и руками и ногами, будто бы спеленал, и прижал к себе. Руки у меня оказались притиснуты к бокам, ногами было не пошевельнуть. Он держал меня крепко-крепко, лицом я уткнулась в его вонючую подмышку, и он будто бы выдавил из меня всю ярость. Я чувствовала, как она уходит, как тело мое обмякает. Жук положил подбородок мне на голову, и вот так мы и стояли, просто дыша.

— Успокоилась? — спросил он через некоторое время.

— Нет.

Хотя я успокоилась, по крайней мере, мне полегчало.

Жук выпустил меня и пошел снимать пакет с изгороди.

— Давай по дольке шоколада — и двигаем дальше. Я понесу твои мешки.

Этого я не могла ему позволить — у меня все-таки есть какая-никакая гордость.

— Пошел ты, я сама понесу.

— Ну давай.

В конце концов мы порешили на том, что он понесет неудобный пакет, и с этим двинулись дальше, а сквозь ветви и листья у нас над головой уже начал сочиться мягкий утренний свет, а со стороны шоссе долетел вой сирен.

14

Дорожка уперлась в калитку, запертую на деревянный засов. Мы поставили пакеты, перевесились через калитку, посмотрели вперед. Дорожка шла через какое-то поле. Дальше начинался уклон, там ничего не было видно, а за ним вздымались все новые поля, насколько хватало глаз. В жизни не видела столь унылой картины: полная пустота.

— И куда мы, блин? — спросила я.

Жук пожал плечами:

— Подальше от брошенной машины. Куда — не важно.

— Тут мы не пройдем, — я кивнула на эту безжизненную сельскую местность.

— Почему?

— Да ты сам погляди, придурок! Ни деревьев, ни изгородей. Нас будет видно, как на ладони.

— Ты предлагаешь вернуться? Сидеть в машине, пока нас не обнаружат, не вытащат оттуда и не бросят на землю лицом вниз, приставив пистолет к затылку?

— Какой еще пистолет?

— Они же думают, что мы террористы.

Я опустила лицо на руки и закрыла глаза. Я плохо себе представляла, каково это — быть в бегах, но представление у меня было совсем не такое. Я ужасно устала, мучительная тяжесть разливалась по рукам и ногам.

— Можно мы посидим тут немного? — спросила я, не поднимая головы; рукав заглушал мои слова.

Жук покачал головой:

— Мы слишком близко к машине. Нужно уйти подальше. — Он сделал паузу. — Смотри, вон там, на холме, кучка деревьев. Давай дойдем до них и спрячемся до темноты.

Я подняла глаза. На вершине холма милях в двадцати от нас действительно что-то темнело.

— Чего? Дойдем вон туда?

Жук кивнул:

— Да, на это уйдет полчаса, максимум сорок минут. Это мы сможем.

Он подхватил все мешки, перекинул через калитку, потом и сам перешагнул — его длинным ногам это было нипочем.

Я вздохнула и полезла следом. Деревяшка закачалась у меня под ногой, я пискнула. Жук рассмеялся и поддержат меня одной рукой. Я ухватилась за него, перекинула ногу, отпустила, покачнулась, ухватилась за деревянный столбик, перебросила вторую ногу. Пока попа моя болталась в воздухе, деревянная опора так и норовила подломиться, а на ладони у меня вдруг оказалось что-то липкое. Отпустив столбик, я поняла, что вляпалась в птичье дерьмо.

— Блин! — Я слышала, что за спиной у меня Жук хохочет во все горло. — Ничего смешного, я теперь вся в дерьме! — Я опустила ногу, нащупывая землю. Оказавшись наконец на земле, развернулась и увидела, что Жучила аж пополам согнулся от смеха. — Ты чего?

— Ну просто умора, вообще! Ты прям звезда!

— Отвали!

Я попыталась вытереть об него руку, но он увернулся. Я немножко погонялась за ним вокруг пакетов, а потом он ухватил меня за запястье, пригнул к земле и как следует оттер мне ладонь о траву. Большая часть дерьма осталась на ней, остальное я обтерла о брюки. Мы сели поодаль друг от друга. Я никак не могла отдышаться, легкие рывками втягивали воздух, но постепенно тело успокоилось, дыхание выровнялось.

Жук пошарил в одном из пакетов, вытащил коку, хлебнул, протянул ее мне. Кока была теплая, выдохшаяся, но мне показалась нектаром. Потом мы собрали наше барахло и зашагали по тропке в это безлюдье.

Вы себе просто не представляете, насколько не по себе было мне в этом поле. После всех этих рассуждений про пистолеты, я постоянно чувствовала точку у себя между лопаток, куда снайпер, того и гляди, всадит пулю. Чем дальше мы уходили от калитки, тем беззащитнее я себя ощущала. Если бы я топала по этой тропинке голышом, мне и то не было бы так неловко. Вокруг не было ровным счетом ничего, только трава и небо. Я в жизни не видела столько неба, его было просто неприличное количество. В городе как-то не понимаешь, какую огромную часть пространства занимают здания. Убери их, и останется одно только небо, огромное и пустое. И нет ничего между твоим затылком и бесконечным пространством, одна лишь сила тяжести не дает взлететь ввысь, подальше от земли. Меня это страшно напрягало. Единственное, что оставалось, — смотреть на дорожку и ставить одну ногу строго перед другой.