По тому, как Шон сформулировал свое известие, я уже догадался, что это не Джанет.
- Тони Уорнер. Вряд ли вы его знаете. Он со своим пилотом торчит на какой-то метеостанции километрах в ста к северу. Здесь карта. - Он протянул мне кристалл. - С их джампером что-то случилось. Слетайте, возьмите их на борт и сразу же обратно. Позднее отправим туда ремонтника - пусть разбирается, что там с джампером.
- Хорошо, - ответил я. - Считайте, что я уже в пути.
Механики на крыше, должно быть, уже знали о спешном рейсе и приготовили джампер.
Я придирчиво осмотрел его - лететь предстояло далеко, и ремонтные станции там отсутствовали. На первый взгляд все было в порядке. Отопление работало исправно. Я залез в кабину, вставил карту, запустил процедуру предполетного контроля и, бросив последний взгляд на здание студии, хотел уже было позвонить Джанет, но передумал. Мало ли кто может оказаться рядом с ней.
Слегка дрогнув, джампер оторвался от площадки. Ветер яростно набросился на машину, но джампер был ему не по зубам. Я предоставил компьютеру вывести машину на нужную высоту и мимоходом пожалел, что лететь приходится в такое неудачное время: до темноты оставалось совсем немного, да к тому же еще этот ветер... Но на месте Тони Уорнера я тоже не захотел бы торчать всю ночь в какой-то дыре.
Слева открывался дивный вид на Южный Пик. Правда, вершина его была скрыта за облаками, но зато живописная россыпь невысоких, округлых, усыпанных валунами холмов у подножия радовала глаз.
Ветер раскачивал джампер, как елочную игрушку, и поэтому пришлось пристегнуть ремень безопасности. Чтобы немного отвлечься от тряски, я включил переговорное устройство и вызвал эту самую метеостанцию.
Минуты три никто не отвечал, но наконец на экране появилось приятное мужское лицо, обветренное и на вид добродушное. Как выяснилось, это был сам Тони Уорнер.
- Я рад, что вы уже в пути, - заметил он, когда я представился и объяснил свое задание. - Застрять здесь на пару дней - удовольствие ниже среднего. Он повернул голову и сказал кому-то. - К тебе это, разумеется, не относится. - С широкой улыбкой он вновь повернулся ко мне: - Когда вас ждать?
Я прикинул по карте расстояние и проверил скорость.
- Максимум через сорок пять минут.
- Я этого не переживу!
Пользуясь случаем, я решил кое-что выяснить:
- Шон Франке сказал, что у вас какая-то техническая неисправность. Что случилось?
- "Техническая неисправность". Похоже на этого болвана. Да мы чуть не отдали Богу душу. Улыбка Тони на мгновение померкла. - Мы уже взлетели, как что-то случилось с двигателями. Тяга пропала напрочь. Хорошо еще, что мы не успели подняться высоко и отделались легким испугом. А взлети мы чуть повыше... - Тони покачал головой. Остальное было понятно и без слов
- Ну что ж, отдыхайте спокойно, - сказал я. Помощь близка.
На лицо Тони вернулась улыбка. Он поблагодарил меня и отключился, а я неожиданно вновь испытал острый приступ непонятного беспокойства. Повсюду, куда хватало глаз, по-прежнему расстилались усыпанные валунами холмы, так что пейзаж, судя по всему, был здесь ни при чем. На некоторое время я позволил своим мыслям блуждать свободно и, когда они наконец на чем-то остановились, понял, что думаю о небольшой сборочной линии, используемой у меня на фирме. Все огрехи при сборке делились на две основные разновидности: одни носили совершенно случайный характер, другие систематический.
Систематический брак мог быть вызван различными причинами: некачественными комплектующими, неопытностью оператора, не понимающего, что он раз за разом совершает одну и ту же ошибку, или даже невнятно составленной инструкцией. Однако именно в силу своей систематичности эти огрехи чаще дают о себе знать и, как правило, обнаруживаются даже при переходе на автоматический режим, после отработки технологии сборки вручную.
Мое беспокойство все нарастало, и еще через тридцать секунд полета я принял окончательное решение и ввел в навигационную систему новые команды. Джампер начал терять высоту и, хотя крылья не слишком увеличивали остойчивость аппарата, все же раскрыл их полностью.
Вскоре я уже шел на бреющем полете, оставляя за собой гигантские клубы пыли, поднятые выхлопами дюз.
Я понимал, что со стороны это выглядит довольно глупо, но я никогда не любил идти на риск, которого можно было избежать. Конечно, я мог, наоборот, подняться еще выше и в случае чего использовать парашют, но при таком ветре это было небезопасно.
На все эти меры предосторожности мой желудок откликнулся решительным протестом. Даже на крейсерской высоте болтанка была совершенно невыносимой, а здесь, у самой поверхности, возникающая на лощинах и валунах турбулентность еще больше усугубляла положение. Вдобавок ко всему джампер то и дело подпрыгивал, ибо навигационная система с тупым упорством следовала всем неровностям рельефа, а от рева двигателей закладывало уши.
Я не отрываясь следил за приборами: на такой высоте любое промедление грозит гибелью.
Солнце уже садилось, а поскольку я уже значительно продвинулся на север, оно вдруг стремительно нырнуло за горизонт. В кабине сразу же похолодало.
В надвигающейся темноте я еще больше зависел от показаний приборов и мог полагаться только на автопилот. Поскольку пока особых проблем не возникло, я собрался уже было вернуться на нормальную высоту, но вовремя вспомнил, что у Тони Уорнера неприятности тоже возникли не сразу.
Хуже всего, что меня постоянно отвлекали мысли о Джанет. Вероятно, я слишком долго ни с кем не откровенничал, подумал я, и постарался выбросить ее из головы, и тут как раз это и произошло.
Момент был чрезвычайно неподходящий. Машина только что перепрыгнула через очередной и довольно высокий холм, когда внезапная тишина и неприятное ощущение потери веса ясно сказали мне, что я угодил в переделку. В такую же переделку, из которой удалось выбраться Тони, но только с той разницей, что под брюхом у меня было не более двадцати метров, а двигался я с весьма опасной для здоровья скоростью.
Я даже не позаботился включить маяк: после такого сильного удара он включится автоматически. Вместо этого я положил руку на переключатель ручного управления. В непредвиденной ситуации компьютер, вероятнее всего, справится лучше, но все же мне хотелось иметь хоть какой-то выбор. Теперь в кабине был слышен только резкий свист рассекаемого обтекателем воздуха, и я неожиданно понял, что этой катастрофы мне не пережить. Однако какой-то внутренний голос упрямо твердил: "Не умирай. Нельзя бросать дело незаконченным".
Земля приближалась, но я ее не видел. Да и на приборы я тоже не смотрел. Я даже не стал выпускать шасси - это было бесполезно. Меня тошнило - то ли от ощущения падения, то ли от осознания близкой смерти.
Внезапно джампер на мгновение словно замер. У меня вспыхнула безумная надежда, что еще не все потеряно, и в этот момент джампер ударился о землю.
Первое, что я почувствовал, - это холодный воздух у себя на лице и впившиеся в тело спасательные ремни. Голова раскалывалась так, словно меня только что вытащили из бетономешалки. Когда наконец я вновь обрел способность соображать, то обнаружил, что подвешен вверх тормашками к тому, что было когда-то потолком, и зубы мои отчаянно стучат.
Сквозь две большие пробоины свободно проникали струи ледяного воздуха. Чудом уцелевшая лампа аварийного освещения озаряла тусклым светом хаос, царящий в разбитой кабине. Собственно, благодаря ей я впервые разглядел осколок облицовки, торчащий у меня из предплечья правой руки, но откуда он взялся, определить было невозможно. Да меня это и не интересовало: стоило мне шевельнуться как руку пронзила такая боль, что ни о чем другом я уже думать не мог.
Тем не менее я понимал, что необходимо как можно скорее освободиться и заткнуть пробоины, иначе я замерзну до смерти. К счастью, я, похоже, довольно быстро очнулся, и этого пока не случилось, но холод уже успел пробрать меня до костей.