Вытаскивая осколок, я опять едва не потерял сознание, но, несмотря на боль, решил, что рана не слишком серьезная. Так, вероятно, чувствовал бы себя какой-нибудь древний циркач, распятый на вращающейся мишени, если бы в него случайно попал нож: с одной стороны, обидно, а с другой нож ведь мог угодить и в какое-нибудь другое место.
Под моей тяжестью ремни натянулись, и застежки поддавались с большим трудом. А может, я просто слишком ослаб. Наконец я расстегнул основной ремень, но при этом едва не рухнул на теперешний пол - искореженный колпак кабины с лужицей замерзшей крови на нем. Осторожно потыкав в него ногой, я удостоверился, что обломки крушения не собираются неожиданно скатиться по склону холма, и решил сперва заняться самым неотложным.
Подождав, пока прояснится в голове, я полез за сиденье, нашарил аптечку и, бережно вытащив из нее все необходимое, трясущимися пальцами сделал себе стандартную послеаварийную инъекцию. После этого я отрезал подходящий кусок пластыря и немного передохнул. В кабине тем временем стало еще холоднее, и больше всего на свете мне не хотелось снимать куртку, однако сдохнуть от потери крови тоже не входило в мои планы.
Не обращая внимания на боль, я как можно скорее снял перчатки и куртку и прилепил на рану большой квадратный кусок пластыря. Он приклеился криво, но я решил, что сойдет и так. Пальцы уже плохо слушались, тело потеряло чувствительность, и, стало быть, надо было торопиться. Когда я надевал куртку, у меня закружилась голова, и пришлось пару минут посидеть спокойно, заодно стараясь сообразить, что делать дальше.
Когда головокружение прошло, я пошарил между креслами и вытащил оттуда пару кусков брезента. Прежде всего я законопатил самую большую дыру, а потом, снова немного отдохнув, проделал ту же самую процедуру и со второй.
В кабине по-прежнему стоял зверский холод, но настроение у меня сразу улучшилось. Теперь можно было спокойно дожидаться спасательной команды.
Я снова полез за сиденье и, хотя знал, что должен там найти, чрезвычайно обрадовался тому, что кокон оказался на месте. Я стащил его вниз и расправил.
Не будь я так близок к замерзанию, я непременно улучил бы минутку и взглянул на приборную панель. Но сейчас я только лихорадочно расстегнул кокон, залез в него и снова застегнул за собой молнию. В коконе было единственное отверстие - короткая дыхательная трубка. Я отыскал ее и сунул себе в рот. Теперь темнота стала родной. Никогда бы не подумал, что способен уснуть в подобной ситуации.
Мне приснилось, что я проснулся на больничной койке. Моим лечащим врачом была Джанет, и во сне я позавидовал сам себе.
* * *
Однако проснулся я опять в кромешной темноте и моментально испытал такой резкий приступ клаустрофобии, что даже слегка расстегнул молнию. Правая рука болела, и пришлось пользоваться одной левой. Болели также бок и левое запястье.
В кабине стало значительно светлее, но я не придавал этому значения, пока не сообразил, что это скорее всего наружный свет, и, значит, я проспал не меньше двенадцати часов.
Я взглянул на свой наручный комп и сначала решил, что у меня не в порядке с глазами, но потом до меня дошло - комп разбит вдребезги. Видимо, этим и объяснялась боль в левом запястье.
Я выбрался из кокона и, шатаясь, двинулся по кабине. Голова болела меньше, чем вчера, но в ней ощущались неприятные пульсации. Кроме того, было похоже, что у меня сломано ребро.
Сквозь покрытые густыми трещинами стекла действительно проникал солнечный свет. Я содрогнулся. Дыхание мое участилось. Я ничего не мог понять.
Спасатели давным-давно должны были быть здесь.
Сориентировавшись в перевернутой кабине, я отыскал аварийный маяк. Контрольная лампочка не горела. Я отвернул колпачок, предохранителя и нажал кнопку. Безрезультатно.
Я отсоединил разъемы и осторожно вытащил маяк из приборной панели. Мои предчувствия полностью оправдались: внутри была совершеннейшая каша...
На мгновение я потерял присутствие духа и тяжело опустился на пол. Прошло несколько минут, прежде чем я сообразил, что это никак не объясняет поразительной неторопливости спасателей. В МНБС знали мой маршрут и уже через какой-нибудь час после падения должны были забить тревогу.
12. СВИДЕТЕЛЬСТВО
В первый момент я просто-напросто остолбенел. Черт с ним, с маяком. Плевать на наручный комп. Но где же, дьявол ее побери, спасательная команда, которая должна искать меня в двухкилометровом коридоре по пути между МНБС и метеостанцией?
Ладно. Предположим, что они действительно просто запаздывают. А может, у них слишком маломощный детектору неспособный обнаружить немногочисленные металлические обломки на фоне металлсодержащей почвы. Конечно, это маловероятно, но почему бы мне не попробовать помочь спасателям?
Все тело онемело, каждое движение причиняло боль, но все-таки я вытащил из аварийного запаса пару сигнальных ракет. Один из кусков брезента, которым я заткнул пробоины в колпаке, вывалился, и оттуда опять сквозило, но по крайней мере это был уже не ледяной воздух ночи. Проклиная этот суперконтинентальный климат Марса, я сделал попытку протиснуться в пробоину, но неудачно: она была слишком мала. Дверь заклинило, и я опять почувствовал легкий приступ клаустрофобии. Но тут дверь наконец поддалась, и я, кряхтя, выбрался наружу
Мне повезло. Разбитая кабина лежала в небольшой ложбинке между двумя невысокими холмами, а за одним из них начинался длинный крутой склон, в конце которого валялось несколько больших валунов. Сперва я не мог понять, куда подевались крылья, но, вскарабкавшись на вершину холма, сразу же заметил огромный кусок одного из них.
Судя по солнцу, рассвело не больше часа тому назад. Температура воздуха была вполне сносной, но вскоре мне все же пришлось накинуть капюшон. Я осмотрел окрестности. Вокруг не было ничего, кроме холмов, пыли и валунов Тогда я обратил взоры к небесам, но если судить исключительно по тому, что увидел, мой разбитый джампер был на Марсе единственным. Вдали, над самым горизонтом, маячила шапка облаков над Южным Пиком.
Сначала я решил не запускать сигнальных ракет до тех пор, пока не замечу каких-нибудь признаков жизни, но потом передумал. Мне вовсе не хотелось торчать здесь дольше, чем необходимо.
Ракета с шипением взвилась ввысь, и через мгновение в кремоворозовом небе возникла ослепительно-белая вспышка.
Примерно с полчаса я с надеждой вглядывался в небо, но не увидел ничего.
Я посидел на вершине холма еще минут десять, решая, что делать дальше. Правило номер один при авиационных катастрофах - оставаться на месте. Но если вас никто не ищет, то ожидание может оказаться бесконечным.
Итак, оставаться здесь не имело смысла. В этом у меня не было никакого сомнения. До Гелиума, по всей видимости, не больше пятидесяти километров, и если повезет, я доберусь туда еще до темноты.
Прежде чем двинуться в путь, я упаковал кое-что в кокон. Конечно, придется тащить лишнюю тяжесть, но если я не успею до темноты, то выжить без этого будет невозможно. Напоследок я постарался как можно лучше запомнить окружающую местность. Разбитый комп только оттягивал руку, и я его выбросил.
Конечно, неплохо было бы перед уходом провести небольшое расследование, но, честно говоря, мне было не до того. Я и так двигался как в тумане. Прежде всего следовало просто выжить.
Стоя на вершине холма, я как можно точнее определил направление, используя для этого Южный Пик и сравнивая его с тем, как он выглядит из Гелиума. На худой конец я мог использовать в качестве ориентира и солнце. Жаль, конечно, что на Марсе нельзя пользоваться компасом, но мне предстояло пройти всего пятьдесят километров, а для этого выбранных ориентиров было вполне достаточно. Вопрос был в другом: хватит ли у меня сил?