— Сергей, иди к нам, — махнул из дальнего угла зала Борис Никитин.
Николаев присел за столик и поздоровался за руку со всей многочисленной и пестрой литературной компанией, сидящей за столом.
— Выпьешь? — спросил Борис, разливая по стаканам водку.
— Чуть-чуть можно, — Сергей взял стакан с водкой, поддел на вилку из стоявшей на столе трехлитровой банки малосольный огурчик и, крякнув, выпил. — Хорошо пошла. Где брали, в магазине?
— У грузина в ларьке. У него дешевле.
— Потравитесь как-нибудь.
— Эт-точно, — поддакнул сидевший рядом с Николаевым драматург и продолжил сопя выуживать двумя пальцами из банки огурец.
— Серега, ты обещал принести какой-нибудь рассказик для моей «цэ-дэ-эловской вешалки». Где он? — поинтересовался Никитин.
— Да я не из дома иду. Так, случайно зашел. Обязательно принесу.
У Бориса было увлечение собирать различные байки о покойных и ныне здравствующих писателях, а, так же различные скандальные истории, связанные с ЦДЛ.
К столику подошла молодая женщина с довольно вульгарным макияжем, да еще с претензией одетая.
— Можно, к вам, — спросила она и, не дожидаясь ответа, шлепнулась на свободный стул. — Этот дурак уже успел надраться и порядком мне надоесть. Еле языком ворочает.
— Правильно, так ему, — усмехнулся драматург. — Только я одного не понимаю, чего тебя его язык беспокоит? Тебе же не этого от него надо, а дармовая выпивка. Или у него уже бабки кончились?
— Па-ашел ты, — повернулась к нему женщина. — Сейчас твоей Клавке позвоню, что опять здесь торчишь, тогда узнаешь, кому дармовая выпивка нужна.
Драматург задавил зачем-то, как окурок, недоеденный огурец в пепельнице и встал.
— Я с этой бабой не только разговаривать, но даже сидеть рядом не хочу, — сказал он, взял свою сумку и, слегка покачиваясь, направился к выходу.
— А я с подобными уродами, — бросила ему вслед дама, — которые даже правильно галстук к рубашке подобрать не могут, и не общаюсь. У меня другой круг знакомств. И ужинаю я каждый день в лучших салонах Москвы.
— Ладно успокойся. Сергей, знакомься, — Никитин кивнул в сторону женщины, — широко известная в узком кружке наших членов… — Здесь он сделал многозначительную паузу и закатил глаза. — Членов Союза писателей, — вновь пауза, — журналистка. Как тебя там?
— Ирина, — подсказал сосед Бориса за столиком.
— Ты чо, Никитин, забыл или прикидываешься? — Скривив накрашенный ярко-красной помадой губы, спросила женщина.
— Прикидываюсь. Выпьешь? — Боря достал из сумки спрятанную от зоркого взгляда директора ресторана початую бутылку водки.
— Можно, — как бы нехотя сказала она и деланно жеманным жестом вытащила пачку «Мальборо» из своей дешевой, прямо так и сверкающей сумки, которую Николаев тут же, про себя, окрестил длинным, но довольно точным названием — «я у мамы дурочка и мне все равно что носить, лишь бы побольше блестящих цацек висело».
Сергей чиркнул спичкой, но дама, презрительно взглянув на нее, предпочла воспользоваться своей покрытой самоварной позолотой китайской подделкой под «Ролстон». Все движения этой «стодолларовой» журналистки были намеренно жеманны. Она всеми силами подчеркивала, что случайно спустилась до уровня этих писателишек, на самом же деле она птица другого полета. И печатают ее чуть ли не каждую неделю, не то что этих, со своими романами, книгами, пьесами и стишками…
Пора было ставить эту тупую бабенку, щеголявшую перед всеми своей принадлежностью к журналистской богеме, на место. Николаев почувствовал, хоть и не был по природе злым человеком, что просто не может отказать себе в маленьком удовольствии осадить эту дешевку, только что оскорбившую двух его собратьев по перу. Хотя, по правде говоря, дело скорей было в той желчи, что осталась у него после ссоры с Григорьевым, и в том, что он сам несколько лет проработал в периодических изданиях и терпеть не мог «журналистов в юбках». Большинство из этих самонадеянных девиц бралиь за темы, в которых не только не разбирались, но и о которых они, из-за лености или тупости, даже не удосуживались что-либо прочитать. Впрочем, бывали и довольно трудолюбивые создания, надеявшиеся не только на свои молоденькие зады и слой французской косметики в два пальца толщиной на смазливом личике, но они были исключением и лишь подтверждали правило.
— Я сразу заметил, что вы неординарная женщина, и в вас что-то есть. Только одного я не пойму, почему такая элегантная дама, — начал «мягко стелить» Сергей, выбравший, не мудрствуя лукаво, как основу для своей «хохмочки», какой-то старый-престарый анекдот, — а курит пастушичьи сигареты? Или это у вас «имидж» такой?