Я знал, что в педагогических колледжах самые глупые студенты, самые тупые профессора и самые дурацкие курсы. Я записался на вечерние лекции и еще на утренние, восьмичасовые, на которые никто не ходил: при таком расписании у меня оставалась куча времени, чтобы выяснить, как работает биржа. Я и выяснил, прежде чем рискнуть хотя бы десятью центами.
Ну, потом оказалось, что просто так пользоваться преимуществами аспирантской жизни не удастся, надо еще диссертацию написать. К тому времени колледж мне уже осточертел: это был какой-то торт из одного безе, без всякой начинки. Я держался, потому что хорошо научился сдавать курсы, где все ответы – дело субъективного мнения, и не чьего-нибудь, а исключительно профессорского. И вечерние поточные курсы скидывать тоже научился: покупаешь у кого-нибудь конспекты лекций. Прочитываешь все, что профессор когда-либо опубликовал. Прогуливаешь не каждую лекцию, а через раз. Если уж решил пойти, то приходишь рано, садишься в первом ряду посредине и не спускаешь с профа глаз: тогда он точно встретится с тобой взглядом каждый раз, как посмотрит в твою сторону. Задаешь ему тот самый единственный вопрос, на который он в состоянии ответить, – ты уже знаешь, что это за вопрос, ты ведь изучил его публикации – и при этом непременно называешь себя. К счастью, «Зебадия Картер» имя запоминающееся. Так вот, милые мои: у меня были отличные оценки за все курсы, за все семинары – потому что я изучал не педагогику: я изучал преподавателей педагогики.
Но ведь надо же еще было слепить этот пресловутый «оригинальный вклад в человеческое знание», без которого невозможно получить докторскую степень по большинству так называемых дисциплин… а по которым можно без диссертации, к тем и не подступишься, там надо вкалывать.
Прежде чем выбрать себе тему, я внимательно изучил состав квалификационной комиссии. Я не только прочитал все, что каждый из них написал, но и не пожалел денег: накупил их книг, обзавелся копиями их старых публикаций.
Дея Торис, – мой муж торжественно положил мне руки на плечи, – сейчас я скажу тебе, как называлась моя диссертация. Можешь развестись со мной на твоих условиях.
– Зебадия, перестань!
– Тогда ухватись за что-нибудь покрепче. «Некоторые вопросы оптимизации инфраструктуры учебных заведений начального образования в аспекте взаимодействия административного и преподавательского состава с преимущественным вниманием к требованиям динамики групп».
– Зебби! Что это означает?
– Ничего не означает, Хильда.
– Зеб, не дразни женщин. Такое название не утвердил бы ни один ученый совет.
– Джейк, ты, как я погляжу, никогда не учился в педагогическом колледже.
– Ну, не учился… На университетском уровне педагогического образования от профессора не требуется. Но ведь…
– Никаких «но», папочка. У меня сохранился экземпляр диссертации, можешь удостовериться в его подлинности. Сочинение абсолютно бессодержательное, но какой литературный шедевр! В том смысле, в каком удачная подделка «старого мастера» сама по себе уже произведение искусства. Немыслимое количество зубодробительных терминов. Средняя длина предложения – восемьдесят одно слово. Средняя длина слова, если не считать предлоги и артикли, – шестнадцать букв, чуть меньше четырех слогов. Библиография длиннее самой диссертации и содержит названия трех работ каждого члена комиссии и четырех работ председателя, а в тексте эти работы цитируются – причем без упоминания тех проблем, по которым члены комиссии, по моим сведениям, придерживались неодинаковых (хотя одинаково идиотских) мнений.
Но самая замечательная моя находка была вот какая: я добился разрешения провести полевые исследования в Европе. Так что половина цитат у меня была на иностранных языках, от финского до хорватского – а что снабжалось переводом, то было аккуратно подобрано так, чтобы члены комиссии читали и радовались: в полном соответствии с их собственными предрассудками. Правда, над цитатами пришлось поработать, но дело облегчилось тем, что цитируемых работ в университетской библиотеке заведомо не было, а если бы и были, то члены комиссии, несомненно, не стали бы проверять. У большинства из них с языками было неважно, даже с легкими, вроде французского, немецкого или испанского.
Никаких полевых исследований я, конечно, не проводил, мне просто нужно было покататься по Европе со студенческой скидкой на билеты и с правом ночевать в студенческих общежитиях – в общем, по дешевке. А заодно наведаться к опекунам дедушкиного фонда.