Придя в себя, я поднялся на ноги и, пошатываясь, вновь приблизился к разверстой могиле. Брат лежал в гробу, он по-прежнему был мертв, но теперь выглядел так, словно умер совсем недавно. Очередь его воскрешения еще не подошла, однако, видимо, открытый воздух подействовал на него благотворно. Тошнотная вонь рассеялась. Лицо его затянулось кожей. Через минуту брат открыл глаза. Наши взгляды встретились. Я боялся, что он не узнает меня постаревшего на девять лет. Но, похоже, он даже не заметил, что теперь я на полдесятилетия старше его. Он провел омертвелым языком по губам и проговорил хрипло:
- Что... со мной?.. Я... умер?.. Или... или воскрес?..
Он всегда быстро соображал, мой старший брат. Хотя - я не мог этого не видеть - мое возвращение к жизни не было столь мучительным. Возможно, это из-за того, что я раскопал его раньше времени? Я ничего не стал объяснять брату, а просто протянул ему руку и помог выбраться наверх. На его худой мальчишеской шее все еще синели нерассосавшиеся трупные пятна...
Между нами повисло неловкое молчание. Так бывало и раньше, когда он или я куда-нибудь уезжали надолго. Мы отвыкали друг от друга - и встречались вновь отчужденными людьми, хотя и быстро все возвращалось в прежнюю колею: слишком много было в нас общего. Но теперь моя неловкость усиливалась еще тревожным ожиданием: Голос... слышал ли он Голос? Все упиралось в это. Неожиданно я снова почувствовал себя тем самым "младшим братишкой", который с замиранием сердца ожидает: что скажет старший брат? Старший брат поглядел на стремительные багровые тучи, уносящиеся на восток, и чужим, бесцветны голосом проговорил:
- Мы... должны... идти...
Сердце во мне оборвалось.
- Куда? - спросил я мертвыми губами, хотя уже и так знал ответ.
Он показал рукой в сторону шоссе - туда, куда ушел старик... куда ушли все они... и куда повелевал идти ему Голос...
- Но зачем? Зачем? - выкрикнул я запальчиво, словно бы пытаясь переспорить Голос, которого не слышал.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, явно не понимая моих слов, как будто я заговорил с ним на тарабарском языке. Для него все было ясно: он слышал Голос, и Голос звал его туда - на восток... Я разозлился на самого себя: а ты что думал? Они ведь не отмечены числом, как ты, - ЧИСЛОМ ЗВЕРЯ! И одновременно с депрессией (этой единственно верной спутницей жизни) на меня обрушились воспоминания. Они всегда шли рука об руку воспоминания и депрессия. Они захлестнули меня, подобно большой волне, погрузив в пучину того бездонного и беспросветного отчаяния, в котором я пребывал последние годы своей жизни. И это была не просто депрессия и не просто воспоминания, а тугой кровоточащий сгусток боли, который зародился во мне (как зарождается плод в чреве женщины) давным-давно и с годами не только не рассасывался, но, наоборот, уплотнялся и увеличивался, как кровяной тромб в сердечном сосуде... Или как спрут, питающийся кровью своей жертвы... И прежде чем я осознал, что в это мгновение весь мир для меня изменяется губительно и безвозвратно, мои губы прошептали: "Сандра!.."
САНДРА! РИГА! ЛАТВИЯ!
Для меня эти три слова были однозначны. Сандра... Она умерла от сахарного диабета, когда мне не было и шестнадцати... И теперь с этим именем ко мне пришла полная ясность - и облегчение. Облегчение томившегося в ожидании камерника, наконец-то приговоренного к смерти...
ЧИСЛО, сказал я себе, НА ТЕБЕ ЧИСЛО ЗВЕРЯ. ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ УВИДИШЬ ЕЕ, ПОТОМУ ЧТО ВЫ ОКАЖЕТЕСЬ В РАЗНЫХ МИРАХ. НО ТЫ ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ ЕЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЫ РАССТАНЕТЕСЬ НАВСЕГДА, - ТЕПЕРЬ УЖЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАВСЕГДА. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ НЕ УВИДЕТЬ ЕЕ. ВСЕ ЭТИ ГОДЫ ТЫ ДУМАЛ ТОЛЬКО О НЕЙ, ДАЖЕ В МОГИЛЕ. И ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ИДТИ СЕЙЧАС НА ВОСТОК - ТЫ ДОЛЖЕН ИДТИ НА ЗАПАД, В РИГУ, БРОСИВ ВСЕ. ГОСПОДИ! ДА РАЗВЕ ЖЕ МЫСЛИМО ТЕПЕРЬ, КОГДА ПОСЛЕ ДЕСЯТИ ЛЕТ ЗАТЯЖНОЙ ДЕПРЕССИИ И ОТЧАЯНИЯ - ПОСЛЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ СМЕРТИ И ПЕРЕД БЕСКОНЕЧНОСТЬЮ ЛЕЖАЩЕГО НА ТЕБЕ ПРОКЛЯТИЯ, ТЕБЕ ВНОВЬ НЕНАДОЛГО БЛЕСНУЛА НЕЧАЯННАЯ НАДЕЖДА, - РАЗВЕ МЫСЛИМО ТЕПЕРЬ ДУМАТЬ О ЧЕМ-ЛИБО ДРУГОМ?!
Я засмеялся, я захохотал - до того нелепой показалась мне сама мысль об этом: вообразить только, я могу вновь увидеть мою Сандру - и буду думать о чем-то другом? Смеясь, спотыкаясь от смеха, я двинулся вперед, и щеки у меня были почему-то мокрые. Кажется, от надрывного смеха я даже слегка обмочился, но от этого только захохотал пуще прежнего. Ноги уже не держали меня, я споткнулся, сел на землю - и меня сотрясли рыдания, не менее сильные, чем смех. Это был нервный припадок, вызванный напряжением последних часов - напряжением, которое я ошибочно принимал за абсолютное спокойствие. Он прошел так же быстро, как и начался. Я поднялся и вытер лицо мокрым, грязным рукавом.
Брат смотрел на меня с недоумением.
- Послушай, - сказал он, - ведь ты скоро увидишь ее.
Он сказал это так просто и уверенно... Я усмехнулся. Действительно, если бы на моем месте был он, то все было бы именно так. Но ведь он еще не знал. Он еще не знал про ЧИСЛО. И тогда я взял его за рукав и сказал: