Он подал матери серебряный кубок, сел на ступеньку несколькими футами ниже, поближе к середине дуги, подобрал подол сутаны.
— Если хочешь, сними капюшон. Ты почти невидима, да и все равно они знают. Никто не поверит, что я могу так сразу привести сюда новую приятельницу, а значит, кто остается? Ванесса уже догадалась.
Розмари сняла капюшон, поправила прическу.
— И как реагируют?
— Рады, что ты здесь. И понимают нежелание втягиваться. Надеются, что ты еще с нами станцуешь, ну а на нет и суда не нет.
Она глотнула коктейля.
— И когда будет этот танец? Сегодня или в следующий раз?
— Сегодня, — ответил Энди. — Еще два или три. Но другие. Побыстрее. — Он поднес кубок ко рту. — Если устала, могу предложить таблетку.
— Нет-нет, я в полном порядке.
— Да это безвредно! Я внизу купил, у Эла.
— Не надо, все хорошо. Второе дыхание.
— Энди! — На краю сцены стояла Сэнди, глядела вверх, на них. — Можно тебя на минутку? — В ее голосе звучало недовольство.
Он застонал, поставил кубок, поднялся.
— Надеюсь, только на минутку. — Придерживая подол, он поскакал вниз.
Розмари встала, оправила шелковую сутану, подобрала подол, села поудобнее на ковер и к ковру же прислонилась спиной. Затем взяла кубок, пригубила. Энди на неярко освещенной сцене внимал спору Сэнди и Дианы. Потом обнял за плечи обеих, направился к противоположному краю сцены и вышел вслед за ними в дверь, что вела к офисам и кладовым.
Розмари поглощала густой, сладкий, пряный, сдобренный таннисом коктейль, поглощала мерцающую старо-новую музыку, от которой по всему телу шел зуд, поглощала букет первобытного друидского леса… Юпитеры погасли, когда двое в темных сутанах — Кевин и Крейг — подняли стол с чашей для пунша, красивой серебряной чашей — кстати, чьей, Дианиной или бэдэшной? — и перенесли в угол. Расчистили сцену для следующего танца. Для другого, побыстрее…
Очень хорошо сказал Джимми Дюран: «С тобой когда-нибудь бывало, чтобы хотелось уйти, и при этом хотелось остаться?»
Вспомнив его, Розмари хихикнула.
Кайф. «Ты под кайфом». Правда, под легким. Ром? Или водка? Или что там добавили в коктейль? А может, дело в таннисе — он ведь и в питье, и в воздухе. Она уже почти не чувствовала запаха, но по углам сцены курился дымок над жаровнями, его завитки поднимались в снопах пастельного света. Красота…
Как в тот раз, когда они с Ги разожгли кадило. Да, тогда у нее были точно такие же ощущения — сверхчистое звучание музыки, невероятный зуд по всему телу, которое чувствует шелк и сквозь него — ковер. Но в этот раз ее ум абсолютно ясен, отточен, как сапожный гвоздь.
Двумя ступеньками ниже остановился темный восходитель. Низкий поклон.
— Розмари, прошу прощения. — Юрико. — Я так счастлив видеть вас здесь. Пока Энди нет, можно с вами поговорить?
Розмари выпрямила спину, поставила кубок и улыбнулась:
— Ну конечно, Юрико. Пожалуйста, садитесь. — Она прикрыла ноги подолом сутаны. — Я сама надеялась, что у нас будет возможность побеседовать.
— Спасибо, я тоже надеялся. — Он уселся на ступеньку сразу под Розмари, несколькими футами левее, острые скулы и подбородок заблестели в огнях сцены.
Потрясающе красив. Сорок девять, разведен, двое женатых детей. Об этом Розмари узнала от Джуди на следующий день после импровизированной вечеринки в офисе у Энди.
Не так давно (или это заблуждение?) она смотрела фильм «Хиросима, моя любовь». Герой фильма — тоже архитектор. Именно Юрико построил этот амфитеатр; он курирует строительство всех объектов «БД» в мире и возглавляет собственную фирму. В своем ремесле он считается профессионалом высочайшего класса.
— Как успехи с освоением компьютера?
— Это у меня в планах на будущий год, — ответила Розмари. — Первым номером в списке.
— А в моем списке только один пункт, — произнес он. — Нажать на тормоз. В будущем году мне пятьдесят исполнится. Наводит на мысли, верно? У «БД» нет для меня многообещающих проектов, вдобавок я предусмотрительно подыскал способных помощников. Поэтому решил на время отойти от дел и нюхать розы.
— Полностью одобряю. — Розмари улыбнулась, наклонилась вперед, положила руки на колени.
— Я сегодня смотрел по телевизору «Праздничный специальный», — глядя на нее снизу вверх, продолжал Юрико. — Отрывок с Энди. Я всегда так делаю, хотя есть записи; как-то все иначе, правда? И знаете, у меня только усилилось чувство, будто он и впрямь небожитель, хоть и прикидывается простым смертным. И конечно, от того, что мы этой ночью здесь, с ним, ощущение только крепнет. Чего бы я для него не сделал! — Он глубоко вздохнул. — Уверен, что его причислят к лику святых. Думаю, Зажжение станет переломным событием в истории человечества, и при этом — величественным произведением искусства, самым грандиозным в силу своей мимолетности.
— Юрико, я чувствую то же самое. — Розмари наклонилась еще ближе к нему. — И говорила об этом Энди. Я так рада, что вы со мной согласны.
— Увидев сегодня здесь вас, — произнес он, — я еще больше уверовал, что он, да и вы истинные святые. Я это говорю от чистого сердца. Да разве простой смертный мог бы привести сюда родную мать? — Юрико повел рукой вокруг. — Да разве мать простого смертного смогла бы это понять? — Он ослепительно улыбнулся. — Вы обрастаете мифами. Вам, должно быть, это кажется несусветной чепухой?
Розмари тоже улыбнулась. И тоже ослепительно.
— Да.
— Наверное, за нас говорит таннис, — улыбаясь, произнес Юрико.
— Таннис? — переспросила она.
— Благовоние. — Он указал на жаровню. — Добывается из листьев египетского растения, родственника индийской конопли.
— Так и думала, что я маленько под кайфом.
— Все мы чуть-чуть под кайфом, — пожал плечами Юрико. — Но и на трезвую голову я скажу, что для меня вы — небожительница, потому я и сел ниже вас. У ваших ног. — Голова с шевелюрой цвета воронова крыла почтительно склонилась.
От изумления Розмари открыла рот — Юрико целовал ей ноги. С ней это случилось впервые в жизни. И было довольно приятно.
Юрико встал, улыбаясь, протянул руку:
— Пойдемте танцевать. На этот раз будет весело.
В сиянии свечей, в пронизанном пастельными лучами сумраке фиолетовые и черные сутаны образовали на сцене круг. Энди стоял и смотрел на мать.
Приподняв подол сутаны, глядя под ноги, опираясь на руку Юрико, она спустилась по высоким ступенькам. Музыка звучала все громче, будоражащие удары в барабан участились.
Когда Юрико и Розмари добрались до угла сцены и стали лицом к лицу (он был чуть выше), она произнесла:
— Юрико, искушение очень велико, но я устала, ужасно устала. У меня был невероятно долгий день.
Он поклонился и поцеловал ей руку, и что-то неживое дотронулось до ее пальцев. Когда он выпрямился, Розмари сказала:
— Какой симпатичный кулон.
— Правда? — Юрико вынул кулон из выреза сутаны. Серебряное кольцо, а в нем — продолговатая слезинка. Черный шнурок.
Она наклонилась, напрягла зрение.
— Что-нибудь означает?
— Не знаю, что хотел сказать ювелир. Лично для меня это символизирует продолжительность жизни, продолжительность всего сущего. — Он отпустил кулон, и тот упал на грудь.
— Симпатичный, — повторила Розмари.
— Мне он сразу бросился в глаза. Между прочим, теперь в моем плане на будущий год еще одно дело: пригласить вас на ужин.
Она улыбнулась;
— А в моем плане — согласиться.
Они обменялись улыбками, и Юрико, кланяясь, попятился к кругу.
Розмари поискала взглядом черную сутану Энди. В этот раз все танцевали с опущенными капюшонами, и каждый держался обеими руками за бледно-зеленую веревку или стебель ползучего растения.
Ни Энди, ни его черной сутаны. Но видна фиолетовая среди коричневых.
Барабан забил громче, в его ритме лиана и держащиеся за нее люди двинулись по часовой стрелке. Несколько секунд Розмари не отрывала взгляда от танцующих, затем повернулась и пошла в артистическую студию, поморщившись из-за яркого света. Музыка теперь звучала из динамика справа от нее.